Цветы на камнях - [39]

— Ты встать можешь?!

Лили приобняла мужа, помогая ему подняться. Он, держась за нее, поднялся, вновь присел, поджимая больную ногу.

И вдруг Лили показалось, что из-за мутной пелены на них надвигается что-то большое, темное, страшное…

Может, опять разыгралось воображение…

А, может, и нет?!

— Тенгиз! Любимый! Вставай! Прошу тебя, вставай! — завизжала Лили.

Откуда взялись силы в ее хрупком, измученном теле, она сама не знала. Но Лили, повесив автомат на грудь, обеими руками подняла мужа, обхватила его за пояс и повела в сторону дома, постоянно оглядываясь.

Неужели, просто показалось? А вдруг нет?!

Она подвела хромающего Тенгиза к калитке. В один миг, потеряв равновесие, он завалился на нее всем весом, но тут же выпрямился. Лили больно ударилась о калитку, охнула, но в тот же миг забыла о своей боли. Хромая, падая, они все же дошли до двери дома. И вскоре буря осталась далеко за пределами их маленького уютного мирка.

Лили сорвала противогаз:

— Тамарочка! Тамара! Мы пришли! Тамара!

— Я здесь мама! — донесся из комнаты голосок девочки. — Мне совсем не страшно.

Лили облегченно вздохнула, присела на большой ящик. Силы абсолютно оставили ее. Она даже не могла заставить себя вытереть слезы.

Тенгиз, тяжело дыша, снимал с себя защиту. Видимо, боль покидала его, так как он уже твердо стоял на двух ногах. Только прихрамывал. Еле держась на ногах, Лили стягивала с себя осточертевшую резину. Они оба молчали.

Наконец, закончив все необходимые процедуры санобработки, муж подошел к жене, опустив голову, не зная, что сказать. Лили смотрела на него с обидой и яростью. Вытерев полотенцем мокрое лицо, она смотрела на него. И вдруг со всей силы залепила ему звонкую пощечину:

— Дурак! Глупец! Олух царя небесного! Вдовой меня торопишься сделать, да?! А о дочке ты подумал?!

Тенгиз ничего не сказал. Он просто опустился на колени и коснулся лбом ее живота.

Лили, рыдая, обняла его и опустилась рядом. Поцеловала мужа в губы, прижалась к нему. Она чувствовала себя такой слабой и беспомощной теперь. Она вспомнила, как всего десять минут назад она уже считала мужа мертвым. Она вспомнила, как вела себя до этого, по дороге домой. И ей было невыносимо стыдно.

— Прости меня, любимый. Пожалуйста, прости… Мне было так страшно. Мне все время страшно без тебя!

Тенгиз не мог ничего сказать, его душили чувства. Он обнимал и целовал свою маленькую, трусливую, хрупкую Лиле. А она, обмякшая и слабая, прижималась к его груди.

Дверь приотворилась, и к родителям вышла Тамарочка. Она все так же прижимала к себе икону.

— Мама, мне было не страшно! Меня Божья мама охраняла. Я у нее на платье бусинки считала, а она на меня смотрела. Взгляд у нее такой добрый… Прямо, как у тебя…

Над домом все так же бушевала буря. Но им было не страшно. Им теперь было некогда бояться. Они слишком любили друг друга, чтобы бояться какой-то там пыльной бури.

Глава 9 Командировка на курорт

…По разбитой дороге, виляющей вдоль берега унылой реки, тянулся унылый обоз. Сводная группа три дня назад покинула Хашури, и теперь максимально быстро, как только могла, двигалась к Читахеви, небольшому поселку Боржомского района. Там местные бойцы с трудом удерживали город и главное сокровище Союза — единственную уцелевшую гидроэлектростанцию. К ним ехали на выручку солдаты из Гоми, Хашури, Гори, других городков и селений. Везли продовольствие, оружие, медикаменты. Каждый поселок выделил кто сколько мог людей и материальных ценностей.

Тенгиз, сидя на передке, хмуро поглядывал на обрывавшийся вниз каменистый берег. Там, в туманной сырой мгле стонала в агонии помутневшая Мтквари-Кура.

После войны у выживших грузин появилась мрачная поговорка: «Хочешь умереть быстро — застрелись, хочешь умирать мучительно и долго — попей водички из Мтквари!» Неизвестно, что произошло во время войны с этой рекой, каким извращенным приспособлением изнасиловал ее злой человеческий гений, но вода в этой реке стала мертвой. Мало того, она убивала. Кто выпивал эту мутную, дурно пахнущую водицу, даже прокипяченную, через час-другой орал от страшной режущей боли в горле и желудке, исходил пеной и издыхал на исходе дня, покрываясь страшными фиолетовыми пятнами. Потом и цвет самой воды в реке изменился: сперва красноватый, потом черно-фиолетовый с маслянистыми пятнами. Сейчас цвет вернулся в норму, но химики до сих пор брали пробы и от избытка чувств лишь плевали в оскверненную реку. По берегам реки торчали, как карандаши, безжизненные стволы деревьев.

Телега, собранная из остатков двух автоприцепов, подпрыгнула на камнях. Тенгиз поморщился от боли. Травмированная лодыжка все еще давала о себе знать. Вспоминая про свой недавний «подвиг» во время бури, Тенгиз зашипел, будто у него разболелся зуб. Герой! Полез спасать неизвестно кого, чуть не сгинул сам, чуть не сгубил жену и дочку! А теперь вот приходится ехать в самое пекло и неизвестно, вернется ли он домой. Он вспомнил слезинки в глазах Лили, когда она провожала его. Мысли Тенгиза были мрачнее октябрьской тучи.

Вчера вечером они прибыли в Боржоми. Там остановились на ночевку. Впечатления самые свежие: ядовитое болото на месте минеральных источников, опустевшие, обваливающиеся дома, гостиницы и санатории, костры прямо на разбитых улицах и площадях. Развалины древней крепости Гогиасцихе, превращенной в опорный пункт обороны. «Мост красоты», превращенный кислотными дождями в мост-уродство.