Цветы и железо - [102]

— Опять «эх», Сашок! — Калачников подошел к нему и бережно потрепал лохматые волосы парня. — Жизнь, дорогуша, ведь не кончена!.. Ты и в Берлине успеешь побывать победителем, и институт закончишь. Я еще в гости к тебе приеду, будешь встречать меня с Танюшкой!.. Самые лучшие цветы выведу и назову вашими именами.

— Долго ждать, Петр Петрович.

— Долго — это не бесконечно, Сашок. Дождемся! Рассказывай, как тебя проверяли, как отпустили? Рассказывай, рассказывай, а я буду обедом заниматься. Картошка у меня отварена и почищена. Порезать, пожарить — и на стол.

— Проверяли, допрашивали, — неохотно начал Сашок. — «Откуда родом?» — «Из Тамбова». Пусть разыскивают. До Тамбова им далеко, не дотянутся! «Где жили перед войной?» — «В Тамбове». — «Социальное положение отца?» — «Был служащим». — «Кем конкретно он работал перед войной?» — «Репрессирован органами Советской власти». — «Когда?» — «В тридцать седьмом году». — «За что?» — «За активное участие в антоновском движении». — «Кем были в армии?» — «Строителем». — «В строительном батальоне?» — «Так точно». — «В строительном батальоне, как нам известно, красноармейцы не имели оружия. Почему?» — «Там были люди, подобные мне: оружия нам не доверяли». — «Почему вы не пошли в лес вместе с другими военнопленными?» — «А что мне там делать? Если узнают про отца, мне сразу будет капут».

— А правду они не узнают? Не доищутся? — спросил Калачников, разжигая примус и ставя на него сковородку с картошкой.

— Вряд ли, Петр Петрович. То же самое я показывал, когда оказался в плену. В лагере под Шелонском нет ни одного человека из нашей части. Нет и из строительного батальона.

— А Тамбов? В Тамбове-то бывал, Сашок? Вдруг про город начнут расспрашивать?

— Пусть. Там у меня тетка, я у нее два лета жил. На допросах назвал ее адрес.

— Тогда хорошо… Как твоя щека, дорогуша?

— Болит немножко. Эту плеть я запомню!.. Попалась бы мне Шарлотта!

— Попадется, она теперь в Шелонске долго будет болтаться… Да, Сашок, три дня я вот думал и ничего толкового не придумал. Может, ты посоветуешь, как спасти хороших людей и наказать одного прохвоста? — Петр Петрович вспомнил о разговоре Муркина с комендантом. — Может, написать от имени Огнева благодарственное письмо Муркину: мол, спасибо, тебе, друг хороший, за помощь? Дать понять, что он партизанский ставленник? Тогда сами гитлеровцы уберут своего прислужника!

— А как послать такое письмо?

— По почте!

— Все письма читает цензура.

— Прекрасно, дорогуша! Пусть цензура перехватит такое письмо и перешлет в гестапо.

— Нет, Петр Петрович, это шито белыми нитками. Не поверят, сразу догадаются, что провокация.

— А если мы письмо «утеряем» у дома начальника полиции? Живет он с Муркиным как кошка с собакой. Удружит он тогда господину городскому голове, ох как удружит!

— Давайте подумаем, — попросил Сашок.

— Подумаем, подумаем. А сейчас, дорогуша, за стол. Будем кушать.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

1

После обеда коменданту Хельману доложили о гибели Шарлотты и штурмфюрера СС Карла Эггерта. Хельман в сопровождении усиленной охраны направился к месту происшествия. По пути он расспрашивал солдат, которые недавно вместе с Эггертом и Шарлоттой уходили за город. Он выяснил, что Шарлотта, Эггерт и двое автоматчиков возвращались после очередного расстрела арестованных. Вблизи города Эггерт отправил автоматчиков вперед и приказал ждать его у перекрестка, а сам с Шарлоттой зашел в дом на окраине, (как теперь стало известно, не в первый раз), выгнал хозяйку. В доме их и пристрелили. Автоматчики долго ждали своего начальника и, обеспокоенные тем, что его нет, вернулись к домику. Шарлотта и Эггерт были уже мертвы. Убийца успел скрыться. Хозяйка в дом больше не вернулась.

Ганс Хельман посмотрел на Шарлотту. Не любовь и сострадание выражало в эти минуты его лицо. Он вспомнил рассказы Гельмута Мизеля о похождениях Эггерта, его медицинскую книжку, испещренную записями о различных заболеваниях. И что нашла в нем Шарлотта? Ему хотелось ударить ее по синеватым холодным губам, но за его спиной стояли подчиненные, они отлично поймут причину ярости Ганса Хельмана.

Он повернулся и молча прошел мимо солдат, которые вытянулись перед ним, словно их четкость и выправка могли улучшить настроение обер-лейтенанта, рассеять его мрачные мысли.

2

Впервые Ганс Хельман видел Мизеля таким удрученным. Майор не пожелал взглянуть на мертвую Шарлотту, сославшись на то, что не может видеть в гробу близких друзей. Он сидел в строгановском кресле и сосредоточенно думал, устремив взгляд в одну точку.

Словно не замечая присутствия Хельмана и разговаривая с самим собой, Мизель глухо произнес:

— Десять месяцев назад, в канун войны с Россией, Адольф Кох с Шарлоттой приезжали в Варшаву. Мы просидели всю ночь. Это был любопытнейший разговор. У Адольфа Коха были грандиозные планы по превращению России и всех восточных земель в образцовую колонию третьего рейха. Он первым показал пример, как надо браться за это дело!.. Шарлотта была достойной дочерью своего отца и по складу характера, и по смелости, она была лишена слюнявой сентиментальности. Я уже не говорю про Карла, в таком возрасте он сделал блестящую карьеру. Если бы наша полевая армия успешно решила свою задачу под Москвой, Карл мог стать генералом… Империя лишилась образцовой семьи!.. Так они требуют, чтобы Шарлотта была доставлена в Германию?