Цветы для Розы - [102]

— Вернемся ко вторнику — почему ты тогда позвонила мне так поздно?

— Я же тебе уже говорила.— Ответ был быстрым и уверенным, как будто хорошо отрепетированным.— Ты задавал мне этот вопрос, когда я звонила. И Леруж в каждое свое посещение меня об этом спрашивал. Мне приходилось описывать ему все обстоятельства, раз за разом, раз за разом… Не дави на меня, Джон. Если меня не оставят в покое, я могу сорваться. Я действительно сильная женщина, очень сильная, но и мои возможности не беспредельны.

Она умолкла; в глазах стояли слезы. Однако отступать теперь уже было поздно. Тирен спросил:

— Значит, все, что ты говорила в своих свидетельских показаниях — правда, только правда, ничего, кроме правды?

Она кивнула; губы ее дрожали, слезы в глазах стали еще заметнее. Он продолжал:

— Эльза, ты не лжешь?

— Нет, нет,— почему ты думаешь, что я лгу?

— Я не думаю. Я знаю.

Наступила долгая, тяжелая пауза. Он видел, как она борется с собой, и понимал, что сейчас она пытается найти какой-нибудь выход, не в силах решить, блефует он или нет, произнеся свое недвусмысленное «Я знаю». Он хотел предоставить ей шанс самой найти ответ на этот вопрос, не потому в общем-то, что это было теперь так уж важно,— просто он думал, что для нее будет большим облегчением сознаться самой, а не ждать, когда он принудит ее к этому. Но чем дольше длилось молчание, чем дольше она приходила в себя, тем яснее становилось, что с каждой минутой она все больше ожесточается, копит силы для решительного сопротивления, мобилизует на борьбу весь свой внутренний арсенал. Поднявшись с кресла, она отошла к окну, где все еще стояла, переливаясь в солнечных лучах, маленькая восковая фигурка. Когда она заговорила, голос звучал спокойно и холодно:

— Я думала, ты мне друг. Думала, ты тоже радуешься, что дело Вульфа наконец закончено и жизнь может продолжаться. Выходит — нет.— Она рассмеялась; смех получился громким и каким-то вызывающим.— Ты даже не просто думаешь, что я лгу,— ты знаешь это. Скажи,— она резко обернулась, глаза сверкнули враждебным блеском,— чего ты, собственно, добиваешься?

— Правды,— просто ответил он и продолжал убеждающим тоном: — Все ведь было не так, как ты рассказывала. Ты ведь по-прежнему останешься невиновной — и в юридическом отношении, и в глазах других,— даже после того, как сознаешься. Признайся мне. Для тебя это ничего не изменит. Разумеется, для меня это будет вопросом совести, но это уже мои проблемы. Я не выдам тебя. То, что другие будут считать правдой, останется правдой и для меня. Но ты, ты сама! Ты ведь не сможешь жить — жить спокойно,— имея на совести и преступление, и ложь. Расскажи мне все! Сознайся!

Ответа не последовало. Она стояла неподвижно; лицо ее ничего не выражало. Тирен продолжал:

— Виктор вернулся домой вовремя. Ты спустилась к гаражу встретить его. Он отнес наверх коробку с вином, ты взяла цветы. Настроение у обоих было не из лучших, я уж не знаю почему. Потом вы зачем-то опять спустились в гараж. Там ты убила его, ударив ножом, положила тело в багажник машины, заперла его, снова поднялась в дом, позвонила мне и рассказала ту версию, которая считается теперь официальной. Можешь повторять ее кому угодно — только не мне.

Она была явно потрясена, тем не менее ей все же удалось выдавить из себя:

— Нет, нет,— я же сказала…

Он сурово прервал ее:

— Тринадцатого октября в 18.20 Виктор звонил отсюда. Он заказывал билеты в театр на сегодняшний вечерний спектакль. Ему сказали номер его заказа: 13 — это число, когда был принят заказ, 18.20 — время звонка. А если верить твоей версии, то к тому времени он уже четверть часа как был мертв.— Он сделал небольшую паузу, и когда продолжал, в голосе его невольно зазвучали насмешливые нотки: — Да, Эльза, ты действительно позвонила так быстро, как только смогла,— как только сделала все, что задумала.

Глаза ее закрылись. Она тихонько раскачивалась взад-вперед, и Тирен понял, что еще немного, и она упадет. Быстро вскочив, он подбежал к ней, поддержал за талию и подвел к креслу; она рухнула в него как безвольная кукла. Он спокойно сказал:

— У него все было записано в записной книжке. А теперь, Эльза,— расскажи мне всю правду.

Он поднес к ее губам бокал шерри. Сперва она лишь слегка пригубила, но потом вдруг схватила бокал и одним глотком осушила его до дна. Он снова наполнил его, но она, казалось, этого даже не заметила. Тирену не пришлось больше ни уговаривать ее, ни задавать какие-нибудь вопросы: она заговорила сама. Слова лились сплошным потоком, как кровь из перерезанной вены:

— Я готовила закуски; он приехал как раз тогда, когда все почти уже было закончено. Он увидел меня в окне и помахал, чтобы я спустилась к нему. Я так и предполагала, поскольку знала, что он привезет вино и цветы. Я взяла с собой нож, чтобы был под рукой и можно было ударить его, когда он полезет в багажник за коробкой с вином. Я была холодна как лед, хорошо ко всему подготовлена; мысленно я уже раз за разом проделывала все это и была уверена, что справлюсь. Он привык к тому, что когда бывает со мной мил и помогает мне, я глажу его по шее и волосам. Я специально смотрела справочник, изучила строение шейных позвонков, знала все точно — голова слегка наклонена вперед, нож направлять прямо, сильно и решительно надавить… Потом я должна была положить его в багажник, стерев предварительно передником отпечатки своих пальцев с ручки ножа, закрыть багажник, запереть гараж, подняться в дом и позвонить тебе. Все должно было остаться так, как было, когда он только приехал. Я собиралась отменить прием, разыграть отчаяние. За несколько дней до этого я растопила воск и приложила к нему его ключ, чтобы все подумали, что убийца сделал дубликат. Я знала, что подозрение падет на Винге, ибо Виктор рассказывал мне о своих планах в отношении него, а также поскольку его мать занимается изготовлением фигур из воска. Я хотела, чтобы все выглядело необъяснимым вплоть до того момента, пока не будет обнаружено, что кто-то снимал копию с ключа,— а я была убеждена, что все ключи тщательнейшим образом исследуют под микроскопом. Так и вышло, так и вышло…— Она медленно качала головой вперед-назад, и в такт раскачивалось жемчужное колье на шее.— И все же получилось по-другому. Он поступил в точности как ты сказал. Мне так и не предоставилось возможности нанести удар. Коробку он уже вытащил, и у меня не было случая подойти к нему сзади. Наконец мы оба с цветами и вином оказались на кухне. Однако меня не покидала мысль, что все должно произойти в гараже. Здесь, на кухне, это было невозможно. Нет, все