Цветущий сад - [9]

Она почувствовала острое желание спросить у Рамона, по-прежнему ли русская княгиня играет важную роль в его жизни, но подавила его. Она вела себя как ребенок. Она нуждалась в утешении, и он помог ей. За это она благодарна ему, но не более.

— Вы хотите что-то сказать мне? — Темные, почти черные глаза вопрошающе смотрели на нее.

Она покачала головой, вытирая щеки ладонями и снова принимая вид, достойный Нэнси Ли Камерон.

— Нет, ничего, — тихо ответила она. — Просто я получила дурные известия, а так у меня все в порядке, правда.

В глазах Рамона трудно было что-то прочесть, когда он смотрел, как она поправляет прическу, разглаживает платье и вновь начинает играть роль вежливой хозяйки.

— Мне неловко, что я устроила вам такую сцену. Не пойму, что на меня нашло. Надеюсь, что не заставила вас опоздать на намеченные на вечер встречи.

Было около восьми часов. Глория ждала его уже почти час.

— Сегодня у меня свободный вечер, — сказал он.

Нэнси слегка смутилась. На полу грудой валялась ее соболья шуба, напоминая о том, как грубо он сбросил ее с плеч. Порванные чулки были разбросаны по гостиной, создавая впечатление интимности спальни. Она вспомнила, как он настаивал, чтобы она сняла их, и почувствовала, что ее щеки начинают краснеть. Ей хотелось знать, наблюдал ли он за тем, как она раздевается. Потом интуитивно решила, что вряд ли. Рамон Санфорд давно свыкся с тем, как раздеваются его опытные любовницы, чтобы испытывать удовольствие от ее неуклюжих движений.

Молчание слишком затянулось и становилось неловким, но Рамон не предпринимал попыток нарушить его. Он неотрывно смотрел на Нэнси и видел, как она снова теряет самообладание, поскольку с его стороны не последовало ожидаемых вежливых заверений в почтении, традиционного пожелания спокойной ночи и быстрого ухода.

Он щелкнул портсигаром и предложил ей закурить. Нэнси редко курила, и ее рука слегка дрожала, когда она брала сигарету. Сунув золотой портсигар с монограммой в карман, Рамон понял, что она только внешне кажется спокойной.

Вспыхнула зажигалка, и Нэнси склонилась к пламени. Его руки прикоснулись к ее рукам и задержали их.

— Вы ужасная лгунья, — сказал он тихо. — Что же все-таки случилось с вами сегодня?

Нэнси не знала, что делать. Невозможно было укрыться от его глаз, от его близости.

— Ничего… — Она запнулась в нерешительности. — Впрочем… случилось.

— Расскажите мне. — Его голос заставлял повиноваться.

Нэнси отрицательно покачала головой, хотя чувствовала, как просто было бы рассказать ему обо всем, и тогда он наверняка прекратит свои бессмысленные домогательства.

— Нет, — сказала она наконец. — Если уж я не могу рассказать мужу, то тем более не стану рассказывать кому-то другому.

Рамон вспомнил короткий, отрывистый телефонный разговор, яростно брошенный бокал и сердитые слова, прерываемые всхлипываниями. Его неприязнь к сенатору Джеку Камерону усилилась. В голосе Нэнси прозвучала такая категоричность, что он решил не настаивать. Ему вовсе не хотелось разрушать ее хрупкую оборону и снова доводить женщину до слез, которые, как он догадывался, были очень близки.

— Ох уж эта бостонская чувствительность, — усмехнулся он.

Она пристально посмотрела на него секунду-другую, затем тоже слегка улыбнулась лишь уголками губ:

— Да, я самая настоящая бостонская леди.

— Это я уже слышал. А сейчас идите и примите горячую ванну, а потом мы спокойно пообедаем где-нибудь вдвоем, и вы расскажете мне о себе.

Рамон Санфорд, «Пантера-плейбой»! Если какой-нибудь писака увидит их, обедающих вдвоем, завтра на первых полосах газет наверняка появятся сплетни по этому поводу. Джек будет взбешен. Она представила, как он со злостью швырнет газету на стол за завтраком в Вашингтоне. Затем тут же кинется к телефону и потребует объяснений, а она скажет, что слишком занята, чтобы выслушать его.

— Я с удовольствием пообедаю с вами, — сказала она, и Рамон внезапно заметил, что она необычайно красива, когда улыбается. Густые ресницы, высоко загнутые кверху, делали ее похожей на озорного котенка. До сих пор он видел ее в самом ужасном состоянии — замерзшую, плачущую, растрепанную, — ив нем пробудилось чувство глубокой нежности, которого он не испытывал с самого детства. Он представил себе, как она будет выглядеть, когда примет ванну, переоденется и синие круги под глазами исчезнут.

Двери за ней закрылись. Рамон налил себе еще немного бренди и подошел к большим окнам, из которых открывался вид на ночной Нью-Йорк. Ясно одно: она не такая, как он ожидал. Разумеется, Нэнси совсем не похожа на ту женщину, какую Глория со злостью описала ему.

Глория ждала его уже больше часа. Он нацарапал короткую записку на обратной стороне своей визитной карточки, подошел к секретеру, извлек один из конвертов с подписью «Камерон» и положил свою карточку внутрь. Сделав это, он улыбнулся. Ярость Глории от того, что он не явился, будет ничтожной по сравнению с той, когда она увидит имя на конверте. Он запечатал его и вызвал Морриса. В бешенстве Глория становится еще более страстной. Его ожидает приятный уик-энд.

— Доставьте это немедленно в «Алгонкин», — сказал Рамон, когда вошел Моррис.