Цветом света - [51]

– Я в наушниках спать буду.

– Деспот, – пожаловался Гера девушке.

– Ладно, баста! – поднялся Валька. – Обед закончен. Работаем.

– Но ты ж не ел ни хрена!

– Еще скажи не пил! Дундук. У тебя поужинаем. Работаем!

Музыканты ушли, Гера при этом раза два оборачивался и разводил руками.

Женя прижалась к плечу Лескова:

– Значит, ты у меня и вправду чудотворец. А я думала, что отношусь к тебе необъективно.

– Ты о чем? – не понял художник.

– О твоих картинах. Их видят слепые!

– Если верить Вальке.

– Цветом чистого света!

– Да. Я хотел показать тебе две, последние из оставшихся в живых – позвонил в «Наследие», а их уже купили. Представляешь – обе, и один человек. Некий англичанин, мистер Хоуп. Просили приехать за деньгами, а еще сказали: он спрашивал обо мне. Но они адресов не дают. Этот Хоуп оставил визитку. Забавно.

– Ничего. Я увижу много твоих картин. Обязательно, – Женя вдруг вышла из своего задумчивого состояния и повеселела. – Представляешь, как должен светиться дом Грека в Песках!

– Уже не Грека – твой.

– Ох, Женька, Женька! – утешая, девушка погладила его голову. – Ты ужасный бука!

С эстрады поплыли минорные переливы серебряных струн. Смятенная виолончель придала теме траурный надрыв, флейта хрустальным звуком отнесла ее к небесам, а металлические мягкие щеточки в руках Геры живым вычурным ритмом направляли, указывали единственный, верный путь, не давая заблудиться в загадочном мире слепого музыканта. Может, и не было голоса… может, и не было слов:

Счастье ты мое горькое,

Горе ты мое сладкое,

Чудушко бесконечное,

Тайнушка необъятная:

Тихая трава – жгучая,

Шумная листва – сонная…

Буря ты моя нежная,

Полночь ты моя светлая,

Люба снов моих бережных,

Роскошь дней моих скромная,

Жемчугом, слезой радужной

Грезишься и колдуешься…

От высоких гор голос твой,

Из глубоких недр сердца жар…

Долго ты мое краткое,

Мало ты мое вечное…

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

…Что такое успокоиться?

Это память перебесится,

Это кубики построятся,

Это, видимо, повеситься…

Замечательная игра – испорченный телефон. Играется так. Соседке Вальки-Гомера – морально устаревшей деве – мерещатся непристойные звуки за стенкой… Далее. Она звонит дежурному милиции, дескать, сосед ее – весьма сомнительный молодой человек – приютил развратную парочку (или тайно сдает квартиру, что хуже – не ясно). Дежурный – не будь дураком – расспрашивает ее о том, как выглядит эта парочка, сравнивает описание с имеющимися у него фотографиями и футболит на всякий случай по другому номеру, где четыре невзрачных типа разминаются в преферанс. Один из них, перенимая эстафету, обязуется проверить информацию. Опять-таки берет трубочку и звонит на ту же самую квартиру. Недоброжелательная соседка зовет к телефону Евгения. Художник отвечает, что Гомера нет дома, а сам он – друг и находится тут в гостях, на элементарный вопрос: «Женя! Лесков! Ты, что ли?» – отвечает: «Я…» – слышит: «Давно не виделись, старина! Ну ладно, извини. Некогда». После тот же невзрачный тип сообщает следопыту Сергею о сложившейся версии…

А Сергей – фигура прикошмарнейшая: у него есть десять детективов, у каждого такого джентльмена по десять агентов, все агенты имеют по десять осведомителей, ни один из осведомителей не работает меньше, чем с десятью курьерами… самаритян в расчет не брать. Сеть, конечно, гиперболизирована, вот только в какую сторону? И вот: несколько часов работы у компьютера, где сначала проходятся расческой по Союзу Художников, потом потрошат базу данных по не вошедшим в сию почетную обитель, а после – по оставшимся субъектам, имеющим хоть какое-либо отношение к творчеству живописцев, рукоделов и прочая. Далее проверяются подобранные варианты, и в итоге имеется вполне определенный адрес: Английский проспект, дом пять… А к нему припечатывается фото, преумножающееся на ксероксе… После нарисовывается «заказчик», пришедший с «реальным» предложением о «завиднейшей» работе к безутешной жене Лескова… Так можно узнать о его знакомых; послать пару человек в Сиверскую – сторожить дом художника Ивана Радюкевича; на всякий случай последить за неугомонным актеришкой Ивановским; разыскать незрячего музыканта… Потом отыщется таксист, подвезший опознанную парочку на Дворцовую набережную. Это даст успокоительный повод думать, что они в городе. Но вот рассчитывать на звонок постороннего лица – соседки того самого музыканта – не приходилось. Все равно нашли бы, но приятно порой сослаться на чудо, позволяющее заработать конторе в целом за неполные двое суток пахоты около двух «штук» хрустящих долларов. Дело, как говорится, в шляпе!..

А что же делали наши влюбленные? Если они настоящие влюбленные, а не какие-нибудь там опереточные, то что им еще делать, как не заниматься английским? У этих двоих не было шансов надоесть друг дружке или сойти с ума от безделья, потому как почитаемы в их союзе слова древних: «Лентяйничайте плодотворно!» Ну а когда, язык то или какая другая игра, или дисциплина начнет приобретать закономерный «фиолетовый» оттенок, своевременным будет вспомнить, что любому занятию предел имеется. Евгений лежал в постели поверх одеяла, вооруженный авторучкой и тетрадкой. Женя сидела рядом, обняв колени. На обоих не было никакой одежды.