Цветок в пыли. Месть и закон - [3]

А потом в один из вечером отец не вернулся, как обычно, а слуги были суетливы и несчастны, и никто не мог объяснить малышке, где ее папа. Она так и не увидела его больше, и только много позже, когда она подросла, ей сказали, что отец погиб в автокатастрофе.

Ее взял в свой дом младший брат отца. Он лишь недавно женился, и Мина заменяла ему собственных детей, которых у него пока не было. Молодая жена дяди особого восторга с появлением Мины в доме не выказывала, но и перечить не посмела, боясь людской молвы, готовой осудить всякого, кто посмеет обидеть сироту.

Так и росла Мина в доме своих родственников, не лишенная крова и хлеба, но и не видящая родительской ласки. У дяди один за другим родились два ребенка — мальчик и девочка. Ему теперь было о ком заботиться, он и заботился о них, а Мина росла как бы отдельно — она же была не его дочь. Тетя быстро уловила изменения в настроении мужа и, как могла, постаралась выставлять племянницу мужа в не очень приглядном свете, тем более что это было совсем нетрудно: порванное нечаянно платье или оброненный за завтраком кусок лепешки, — мало ли прегрешений можно заметить за ребенком и превратить их едва ли не в трагедию.

Поначалу дядя, чувствуя, что девочка не так уж и виновата, и пытаясь ее защитить, говорил жене:

— Ну что ты, право? Она же ребенок.

— Ребенок, — кивала жена. — Я уже молчу о том, что это не наш ребенок, ладно, пусть. Но если она живет в нашем доме и ест наш хлеб… — При этих словах голос тети достигал трагического накала: — … если ест наш хлеб, то она должна вести себя так, как ведут порядочные и послушные дети во всех семьях. Мы кормим ее, обуваем, одеваем! А что взамен?

В эту минуту ей самой Мина казалась исчадием ада.

— А она! — кричала женщина. — А она!..

— Ну ладно, ладно, — успокаивал ее муж.

Он не переносил женских слез.

— Мы относимся к ней, как к собственной дочери, — продолжала жена. — И все — за наш счет. После ее отца осталось двадцать тысяч рупий… — При упоминании о деньгах она начинала кричать еще сильнее: — … но мы ни рупии оттуда не взяли. Все, все за наш с тобой счет! И после этого она еще рвет платья!

Становилось ясно, что с этой девчонкой надо основательно разобраться. Что такое, в самом деле? Как она смеет?

И только один человек в доме любил и жалел девочку. Этим человеком была старенькая няня Гангу. Она жила здесь давно, ей довелось растить еще дядю Мины, а когда он вырос, она поднимала Мину и родившихся дядиных детей. У старой женщины было очень доброе сердце, и она не могла согласиться с хозяином в том, что касалось Мины. Конечно, она никогда не спорила с ним, но это не мешало ей одаривать сироту сладостями, купленными на свои деньги, и утешать девочку, когда она бывала несправедливо обижена. Гангу словно старалась компенсировать ту разницу, которая существовала в отношении хозяина к собственным детям и к племяннице. Она в чем-то заменяла девочке мать, если, конечно, родную мать можно действительно заменить.

Мина росла, и росли придирки к ней. Дядина жена использовала любой повод, чтобы продемонстрировать свое недовольство. Она особенно не церемонилась с девочкой, но единственное, что ей было не под силу, — совсем избавиться от нее. Выгнать Мину из дома она не решалась, а других способов не видела. Вот только разве замужество этой несносной девчонки? Но до окончания университета и думать об этом не имело смысла.

Когда Мина вошла во двор, катя свой искалеченный велосипед, брат спросил ее, глядя широко раскрытыми глазами:

— Ты что, сломала его?

— В меня врезались.

— Врезались! — завопил мальчик. — Ей сломали велосипед!

И бросился к дому.

— Подожди! — крикнула девушка. — Постой!

Но было уже поздно. Маленький ябедник ворвался в дом и подбежал к матери, сидящей в кресле:

— Мина сломала велосипед! Представляешь? В нее кто-то врезался!

— Сломала велосипед?!

Глаза хозяйки недобро сверкнули. Она тяжело поднялась из кресла — это она, негодная девчонка, забирает у нее здоровье своей неблагодарностью — и направилась к мужу.

— Ты слышал? — поинтересовалась она злорадно. — Твоя племянница сломала велосипед. Ты горбатишься день и ночь, зарабатываешь для нее деньги, а она, неблагодарная…

Это было слишком знакомое вступление, чтобы не знать, что делать дальше.

— Сломала? — вздохнул дядя.

Он был расстроен то ли самим фактом поломки, то ли тем, что жена не оставляет его в покое и опять придется-таки наказать племянницу.

— Где она?

— Там, во дворе, — ответила с готовностью жена. — Что она о себе возомнила в самом деле?

Дядя поднялся из-за стола и направился к выходу. Жена семенила следом, ожидая увидеть скорую расправу. Маленький ябедник увязался было за ними, но мать несильным, почти ласковым шлепком направила его в другую сторону.

— Ну, что ты опять натворила? — поинтересовался дядя, спускаясь с крыльца.

Его усы топорщились, демонстрируя высшую степень охватившего его негодования.

— Что, сломала велосипед?

— Да, — ответила Мина, понурившись. — В меня врезался какой-то парень.

— В тебя врезался? — переспросил дядя.

Это несколько меняло дело. Получалось, что девушка не виновата. За что же ее наказывать? Он обернулся к жене, ища поддержки, но та считала иначе.