Цветок в пыли. Месть и закон - [21]

Гангу не знала, что дело не только в нем. Тот однажды передал свой разговор с няней жене, и та спросила, насторожившись:

— И что ты собираешься делать?

Она боялась, что Мина, которую она ненавидела, вернется в их дом.

— Ничего, — ответил хозяин.

Но его ответ прозвучал для жены не очень убедительно.

— И ты еще говоришь — «ничего»?! — воскликнула она. — Да ты должен был сказать Гангу, что я выцарапаю глаза проклятой девчонке, если она явится сюда! И после всего, что она натворила, после всего этого позора, обрушившегося на наш дом, ты еще говоришь «ничего»!

— Но я же не собираюсь разрешать ей вернуться домой, — испуганно оправдывался дядя. — Я так и сказал Гангу: девчонку мы не пустим на порог.

Он был уже не рад, что обо всем рассказал жене.

Няня ничего не говорила Мине об этих разговорах. Возвращаясь домой, Гангу находила там идеальный порядок. За день девушка успевала все убрать в доме, вычистить коврики и перемыть посуду, и, когда приходила няня, дом сиял чистотой.

— Милая моя девочка, — говорила растроганная Гангу. — Ты все хлопочешь по дому, а ведь тебе уже надо было бы поберечься.

— Мне не трудно, няня.

Оно старалась хоть чем-то отблагодарить старую женщину за доброту и ласку.

Между ними, несмотря на бедность, царили любовь и согласие, они заботились друг о друге. И только тогда девушка менялась в лице, когда няня спрашивала ее:

— А как чувствует себя наш маленький? Он уже дает знать о своем существовании?

Мина страдала в эти минуты. Ребенок, который должен был вскоре появиться на свет, не радовал ее. Он, нежеланный, должен был прийти в этот мир, чтобы жить в нищете и среди насмешек, которыми его будут осыпать окружающие, ведь у него нет отца, он рожден вне брака, а значит — достоин презрения.

— Дочка! — говорила няня. — Ты слышишь меня? Я спрашиваю, как себя чувствует наш малыш?

А она отвечала:

— Лучше бы он не родился! Я хочу, чтобы он родился мертвым! — Она надеялась, что Всевышний услышит ее молитвы и сделает так.

— Что ты говоришь! — качала головой няня Гангу. — Ведь он не виноват, что все получилось именно так. Маленький человек, еще не появившийся на свет, не может быть виновен, — и обнимала ее, страдая вместе с ней.

Она выросла на няниных руках, Гангу заменяла ей мать и отца. И сейчас сердце старой женщины не выдерживало вида тех страданий, которые выпали на долю бедняжки.

Иногда няне казалось, что нужно лишь разыскать отца будущего ребенка, и тогда, возможно, все образуется. Оставалось только узнать, где живет этот человек. Няня несколько раз заводила осторожный разговор, пытаясь выведать адрес, но девушка при этих разговорах замыкалась, и из нее нельзя было вытянуть ни слова.

— Я поговорю с ним, — предлагала няня. — Может быть, он послушает, старую женщину. Сердце его дрогнет, когда он узнает о ребенке, и тогда…

— Нет, няня, нет, — отвечала Мина и печально качала головой.

— Но почему?

— Не надо ничего этого, вот и все.

— Почему? — снова спрашивала няня. — Я скажу ему о ребенке…

— Он знает.

Эта новость для старой няни была, как удар молнии.

— Он знает? — возмущенно удивилась она, еще не веря.

Мина молча кивнула.

— Какой негодяй!

Няня испытала настоящее потрясение. Она лишилась последней надежды на то, что ее любимая девочка когда-нибудь будет счастлива.

Мине уже трудно было ходить, и она отдыхала, лежа на кушетке в прохладной хижине. Няня старалась возвращаться домой пораньше, входила в хижину, прижимая к груди пару лепешек, а Мина встречала ее слабой улыбкой.

— Ну вот и хорошо, — говорила Гангу.

— Что хорошо, няня?

— Что ты еще не родила. Я не хочу, чтобы ты это делала, когда меня не будет дома. Ты уж дождись меня, ладно? Вместе нам будет веселее.

— Хорошо, няня, — обещала Мина, тронутая до глубины души добротой и участием старой женщины.

И вздыхала тайком: ее жизнь так трудна, а жизнь ее ребенка будет еще труднее.

РЕБЕНОК

Мина старалась лишний раз не выходить из дома. Она стыдилась взглядов окружающих, ей всюду виделся укор. Она ошибалась, конечно. Никто ведь не знал всего, что с ней произошло, видели лишь, что у девушки беда и она несчастна, и потому жалели, и эти жалостливые взгляды Мина принимала за осуждение.

— Тебе нужно больше бывать на свежем воздухе, — говорила няня. — Почему ты все время сидишь дома?

— Я хочу, чтобы к твоему приходу все было прибрано.

— Ах, девочка моя, — говорила няня с доброй улыбкой. — Благодаря тебе дом и так сверкает чистотой. Чего же еще желать?

Вскоре ей стало тяжело работать по дому так, как прежде, все давалось ей с трудом, но она не отступала, стараясь хоть чем-то отблагодарить старую женщину за ее доброту.

Когда Гангу возвращалась домой, Мина старалась выглядеть веселой, а в отсутствие няни и в бессонные ночи тяжелые думы изводили ее, много слез выплакала она, жалея и себя, и своего еще не родившегося ребенка. Временами, впадая в отчаяние, она просила судьбу, чтобы ребенок родился мертвым. Она не была жестокой, но ее измучили долгие переживания, и еще она знала, что ребенку, если он родится, уготована тяжелая судьба. С раннего детства словно кто-то жестокий поставит на нем клеймо: «незаконнорожденный», и это клеймо несчастный человек пронесет через всю свою горькую, многотрудную жизнь. Он не сможет играть с другими детьми, его будут изгонять из компаний, в школе над ним будут смеяться и отказываться сидеть с ним за одной партой. А когда он вырастет, прочерк в метрике, где обычно записывают имя отца, закроет ему все пути, кроме самых низких и не почитаемых людьми.