Цветок Фантоса. Романс для княгини - [11]

– Как же вам тогда повезло стать опекуном? – удивился юноша.

Павел Алексеевич ждал этого вопроса, и всё же замешкался, всем своим видом выражая нежелание обсуждать эту щекотливую тему.

– М-м-м, видите ли, Виталион, дело в том, – протянул он, – что у господина Вотнова не оказалось близких родственников, готовых взять на себя ответственность за воспитание мальчика…

– Не оказалось родственников или не оказалось желания? – уточнил Виталион.

– Первое, – ответил Павел Алексеевич, пытаясь быть любезным. Разговор явно сворачивал в опасное русло, и протеже княгини внезапно перестал казаться ему наивным юношей.

– Вот как, – сказал Виталион с насмешливым недоверием. – А как же госпожа Вотнова? Неужели у неё тоже не нашлось родственников?

– Насколько я знаю, нет, – отвечал Павел Алексеевич, чувствуя, как почва уходит у него из-под ног. Ему пришлось приложить немало усилий, чтобы родственники Вотновой оставались пока в неведении о случившемся.

– Странно, – заметил Виталион, – ни близких, ни дальних родственников? И в завещании опекун не указан был?

– Увы, – вздохнул Павел Алексеевич, чувствуя себя уверенней. – Григорий Вотанов был человеком молодым и легкомысленным, умирать не собирался. Он составил своё завещание, вступая в права наследования, и после рождения сына не удосужился обновить его. В нём не было оговорки про опекуна, так что барону Горде, городскому голове, пришлось выбирать из местных дворян.

– Вот как, – снова произнёс Виталион, поражая умением вложить в два коротеньких слова богатейшую палитру оттенков сомнения и недоверия.

– Увы, барон счёл меня самой достойной кандидатурой, – снова вздохнул Павел Алексеевич, и это «увы» относилось к той сумме, которую ему пришлось выложить за то, чтобы убедить старого пройдоху в своих достоинствах. – Он уговорил меня позаботиться о мальчике. Сколько раз я потом жалел о своём неосторожном согласии.

– Неужели опекунство столь обременительно? – невинно удивился Виталион, но Павла Алексеевича уже не обманывала эта мнимая наивность.

– О, да. Для начала мне пришлось решать вопрос с гувернёром.

Прежний, узнав о смерти хозяев, покинул Версаново с первой же оказией. Да и остальные слуги разбежались.

– Отчего же? – ещё больше удивился юноша.

– Видите ли, – замялся Павел Алексеевич, – родители моего подопечного погибли в результате несчастного случая. Но по городу поползли слухи, – он снова замялся, подбирая слова, – будто Вотановы стали жертвами Дикой Охоты.

– И что же? – спросил Виталион заинтересованно, подобравшись, как пёс, унюхавший добычу.

– Говорят, что души тех, кто стал жертвами Охотника, не находят покоя, и их тянет к дому. Надо ли говорить, что встреча с неупокоенной душой не сулит живым ничего хорошего.

– Какая глупость, – фыркнул Виталион.

– Конечно, Дикая Охота – пустое суеверие, – согласился Павел Алексеевич. – Но мне с большим трудом удалось найти слуг, согласившихся поселиться в доме, не говоря уже о гувернёре. Потому-то я и решил продать усадьбу и перевезти мальчика в более безопасное место.

– Мудрое решение, – согласился Виталион, – к тому же позволяющее вам избавиться от обременительных опекунских обязанностей.

Но Павел Алексеевич не собирался так просто сдаваться.

– Право, Виталион, обязанности обременительны, но я не спешу от них избавляться, тем более, что покойный Григорий Александрович был моим другом. Разумеется, по закону при продаже усадьбы опекунство может перейти к покупателю, но, – тут Павел Алексеевич сделал многозначительную паузу, – это ведь необязательно. Почему бы нам не договориться и не отметить в договоре, что усадьба продаётся без обременения опекунством?

Виталион оценивающе посмотрел на собеседника, и у Павла Алексеевича появилось ощущение, будто юноша видит его насквозь. Странное и неприятное ощущение, подобное которому он испытывал лишь единожды, при первой встрече с Мадам.

Павел Алексеевич поспешил заполнить паузу, возникшую в разговоре.

– Как я уже говорил, планировка господского дома совершенно обычная. Помимо прихожей, через которую мы только что прошли, и залы, в которой мы сейчас находимся, здесь есть гостиная и столовая. На втором этаже расположены хозяйская спальня, детская, а также гостевые комнаты.

Виталион кивнул, рассматривая стену залы, покрытую разноцветными пятнами.

– Что это, Павел Алексеевич?

– О, это, – Павел Алексеевич усмехнулся, – плоды трудов местных художников. Григорий Алексеевич уверял своих гостей, что на ней изображены сцены охоты на оленя и кабана, по крайней мере, заказывал он именно их.

– Да, пожалуй, – после минутного раздумья согласился Виталион. – Вот это отдалённо напоминает всадника, а эти пятна похожи на собак. Павел Алексеевич снова усмехнулся, стараясь ничем не выдать охватившее его беспокойство. Протеже княгини ни слова не сказал об опекунстве.

– Если вы, Виталион, ходите взглянуть на более серьёзную живопись, – сказал Павел Алексеевич, – нам следует наведаться к мадам Каро. Она специально выписывала из столицы художника. У мадмуазель вообще всё лучшее – живопись, вино…

– Девочки, – подсказал, краснея, Виталион.

– Девочки, – подтвердил Павел Алексеевич. – Думаю, они не уступят столичным, хотя мне сравнивать сложно. Другое дело вы. – Он заговорщицки подмигнул Виталиону. – Почему бы нам не навестить мадам сегодня вечерком?