Цветины луга - [138]

— Ну как? — спросила она парней в застегнутых наглухо куртках с маленькими поблескивающими на солнце эмблемами — серпом и молотом — на форменных фуражках.

Они стояли перед тонкими кукурузными стеблями, словно перед девушками, не зная, как к ним подступиться. Один вертел початок, точно вил веревку, другой с силой отламывал его от стебля. Игна, улыбнувшись, ласковым материнским голосом сказала:

— Не так, милые, не так, родненькие! — Она ловко схватила стебель, слегка нажала на початок пальцами, и он, издав тихое «кряк», упал в ее ладонь, точно сорока из гнезда. За ним второй, третий. Игна быстро отрывала початки. Будто каким-то невидимым, только ей знакомым движением повертывала волшебный ключик, после чего золотистые «голуби» вспархивали вверх один за другим. Она всем объясняла, показывала, ласково наставляла.

Ребята смотрели на нее, как зачарованные.

— Хорошо, тетя Игна! Спасибо! Все будет сделано, товарищ председатель, — поспешил заверить ее один шутник.

— А вы не смейтесь, ребятки! Так оно и будет…

И ее голос зазвучал на поле еще увереннее.

— Только полегче, осторожнее. Не бросайтесь хлебом. Это ведь наше добро.

— Фураж это, тетя Игна! — поправили ее самые смелые. — Их можно есть вареными или жареными только в стадии молочной зрелости. А сейчас они годятся разве только для свиней.

— Всяко бывает, детки мои! Не дай бог, все может случиться. А лучше кукурузного хлеба не было. И его не все имели… Не приведи господь, чтоб такие времена опять наступили, — тяжело вздохнув, закончила свою речь Игна.

Ребята замолкли. А Игна, жадно слушая шутки молодежи, пошла дальше проверять работу других групп. Да, это были уже новые люди, люди новой Болгарии. Нет, не заставить их жить и думать по старинке.

— Тетенька, здесь машинами бы надо, — услышала она голос за спиной, — работаете, как при царе Горохе!..

— Тише, ты! Это же мать Янички, — одернули его девушки.

Парень умолк. Игна не обратила на это внимания. «У них свои думы!» Никого не спрашивая, она глазами искала Яничку. Игна шла по полю, как хозяин — распоряжалась, шутила, подбадривала. Ей казалось, что вот-вот мелькнет раскрасневшееся от работы лицо ее Янички, старающейся показать другим, как нужно работать. Но ее что-то не было видно. Игна начала беспокоиться. В голове зашевелились нехорошие мысли, черные, точно вороны, с карканьем летающие над неубранным полем.

«Как бы этот парень не затащил ее куда-нибудь вниз, к Тонкоструйцу», — с тревогой подумала Игна. И в этот момент какая-то девушка, пятясь назад, наступила ей на ногу.

— У-у, — оттолкнула ее Игна. — Не стыдно тебе?

Девушка обернулась и она узнала в ней свою Яничку. Та просто растерялась, не зная, что делать. Это молодой Туча, прицеливаясь в нее початком, заставил ее отступить. Заметив Игну, парень тоже смутился, незаметно бросил початок на землю, открыл рот, словно хотел что-то сказать, да так и застыл, поблескивая двумя рядами ровных белых зубов.

— Ты что это? — Игна строго пожурила дочь. — Вас для чего сюда привезли?

— Он, мама, пристает ко мне!

— Я пристаю? — воскликнул молодой Туча. — Ты лучше скажи тете Игне, кто первый полез. Кто мне сказал, что я и одного початка не стою?

— У-у, негодница! — зло процедила сквозь зубы Игна, а сама подумала: «Вся меня, паршивая девчонка!».

— А ну-ка, сейчас же принимайтесь за работу. А ты иди к подружкам, — подтолкнула она Яничку, — нечего прятаться от них!

Пока Игна ругала Яничку, молодой Туча убежал. Точно вор, пригибаясь к земле, незаметно исчез из глаз Игны. Мать вела Яничку как под конвоем, время от времени подталкивая ее локтем.

— Только ты не работаешь. Не стыдно? К парням пристаешь.

— Он сам первый полез!.. — потом, после небольшой паузы, приглушенным голосом сказала. — Говорит, что папу выгоняют с завода и посылают укреплять кооператив.

— Не твоего это ума дело.

— А почему его отец не может приехать и помочь этому паршивому кооперативу?

— Не твое это дело говорят тебе! Поняла? С каких пор вы стали вмешиваться в дела старших? Да еще снимать и назначать председателей! Молоко еще на губах не обсохло, а уже командуют!..

Яничка шла молча, но по тому, как она теребила сатиновый фартук, по движениям ее рук Игна поняла, что дочь сдаваться не собирается. Когда они подошли к подругам, Яничка повернулась и сказала:

— Ты иди! Прошу тебя, не позорь меня!

Игна остановилась.

— Смотри ты на нее! Это ты сама себя позоришь. Вместо того, чтобы показать подругам пример, чтобы все увидели, как работать надо, она шуры-муры заводит…

— Долго мы так работать будем? Нет теперь батраков. Сами должны справиться. Нечего труд детей использовать…

— Вот ты куда гнешь! Да еще и политику под это подводишь?

Яничка быстро отошла от матери и присоединилась к подружкам. Как это часто бывает в таком возрасте, девушки, которые уже давно наблюдали за происходящим, поняв, что ей попало от матери, разразились звонким смехом. Но ведь смех девушек, как ветерок: прошелестит и затихнет. Игна дождалась, пока они кончили смеяться. Понаблюдав немного за дочерью, она отошла, довольная тем, что подружки встретили ее дочь насмешкой. Теперь уж, наверное, зарубить себе на носу.