Цвета параллельного мира - [7]

Одного опера на ИК-15 (Могилев), который вечно уверял, что он «не имеет отношения» к тому, что меня в зоне прессует, я однажды прямо упрекнул: «Это не правда, …евич. Вы меня постоянно обманываете». На что тот, улыбнувшись, ответил: «Обманывать — это моя профессия».

При своей бесчеловечной натуре опер не может не быть ещё и расистом.

Одиозный ГУБОПовец Литвинский, беседуя со мной на ИК-15 (Могилев), пустился в критику «скинхедов», сказав сначала что у него «дед воевал», а потом добавив: «Я негров тоже не люблю. Но я же их ни бью!». Опер Шамёнов с ИК-17 (Шклов) долго рассказывал мне про своё видение теракта Андерса Брейвика: «Вот до чего мультикультурализм доводит!, — и гордо прибавлял: — А в Беларуси я могу ходить по улице и быть уверенным, что меня хачи не отп*здят!» По слухам, этот сотрудник был позже переведён в КГБ.

Опер — палач человеческих душ. На ИК-15 (Могилев) один парнишка жаловался мне, что опер склоняет его к сотрудничеству, требуя докладывать, о чем беседуют зэки, где у кого «запрет» лежит и тому подобное. В противном случае обещал «жизни не дать». И не зря опер начал давить именно на него: тому парню позарез нужно было УДО — на воле остался маленький сын, а жена… сидела на Володарке. Он же изо всех сил избегал нарушений, старательно вкалывал на промке и целыми днями переживал за своих домашних. Опер, безусловно, всё это знал и потому остановил выбор именно на нём. Я видел моральные мучения и метания того зэка: между семьёй и совестью, благополучием родных и возможными последствиями превращения в суку. Он пытался выкрутиться, рассказывал оперу какие-то малозначительные и общеизвестные вещи. Но этот вариант не прокатил. Вскоре меня вывезли с той зоны, и я так и не узнал, чем окончилась эта маленькая драма. Надеюсь, тот парень всё же понял, что предателем нельзя быть наполовину.

Бояться следует не тех, кто может убить тело, а с душой ничего не может сделать, но тех, кто убивает душу — понимаешь с опытом. В системе МВД есть как убийцы тел, так и убийцы душ. Все они: палачи из расстрельных команд и «оперуполномоченные» — получают деньги каждый за своё убийство.

Да, опер оставляет живым тело, организм, живущий на инстинктах и базовых потребностях, но это уже и не личность в полном смысле этого слова. Нюанс в том, что если в характере человека, попавшего в зону, изначально есть хоть малейшая гнильца, зерно подлости и непорядочности, то под бдительным надзором опера и его стараниями оно непременно разрастётся и высосет из человека всё хорошее, что в нём есть. Этому способствует сама атмосфера зоны, её моральный климат с императивом: «плюнь в ближнего, пни нижнего». А опер, без сомнения, ускорит рост этих всходов, подбирая удобрение каждому индивидуально, в зависимости от особенностей характера: кому-то таковым послужит лишняя свиданка с женой, кому-то страх за собственную безопасность, кому-то авторитет, кому-то — УДО, кому-то достаточно пакета чая и пачки сигарет. Но результат всегда один: человек выходит на свободу насквозь прогнившим, беспринципным, ни во что не верящим. В его миропонимании стёрты грани между добром и злом. Всё это — результат работы «оперативного отдела исправительного учреждения».

Порой я думаю — а каковы они в обычной жизни? Ведь не все же они бьют своих жён, детей, обманывают друзей… Наверное и они способны любить близких, заботиться о них, быть хорошими для своих жён и матерей, от души смеяться, дружить, в общем, испытывать человеческие чувства. На праздниках, застольях, они, наверное, вполне искренне веселятся. Обнимая друзей и коллег, поют любимые песни с рюмкой в руке: «Да! И если завтра будет круче, чем вчера,“Прорвёмся!” — ответят опера».

Конечно, прорвётесь. Бодрым строевым шагом.

В ад.

Март 2015

РЕЖИМ

Есть явления жестокие. Есть явления бессмысленные. Но любые явления и вещи кажутся более жестокими, если они бессмысленны. Именно к таким и относится тюремный режим — Молох, в жертву которому приносятся психологический и физический комфорт узников, их душевный покой и самоуважение.

Человек, который впервые попадает в тюрьму, первое время находится в состоянии растерянности и сильного удивления. Своим умом нормальной, свободной личности он не может осознать тех вещей, которых от него требуют тюремщики, ссылаясь на загадочное «так положено».

Все начинается со шмона. Удивление начинает преследовать заключенного еще в ИВС, когда на шмон перед поселением в камеру у него забирают поясной ремень и шнурки от обуви. Он спрашивает: «А почему мне их нельзя?» «Не положено!» — рычит в ответ мент. Позже от опытных сокамерников он узнает, что все время подтягивать штаны и ходить в кроссовках, как в смешных разлапистых шлепанцах, он будет потому, что на ремне или шнурках можно повеситься.

Но самое интересное его ждет в СИЗО, когда родные начинают носить ему передачи. Сигареты? Должны быть изъяты из пачки и положены в прозрачный пакет. Чай? Тоже только засыпанный в прозрачный пакет. Конфеты? С каждой должна быть снята обёртка (представьте, как нужно потрудиться, чтобы передать тридцатикилограммовую передачку). Газировку? Нельзя! Творог, молоко, сырки, сливочное масло — нельзя! Мед? Нельзя! Почему? «Не положено!» Что-то в стеклянной бутылке? Боже упаси! «Они же перережут друг друга!» Консервы в жестяных банках — нельзя, «заточку сделают».