Цвета параллельного мира - [40]

— Добрый вечер, — говорит ДПНК.

— Добрый вечер. Дедок. Всё в порядке.

— Точно всё нормально? — в глазах мусора отражается недоверие.

— Точно, — улыбаюсь.

Мусор подозрительно осматривает камеру…

— А чего не по форме одежды? — пока они заходили, я не успел надеть клифт, стоял в майке.

— Да не успел надеть, вы так быстро зашли! — снова улыбаюсь, а сам думаю: «Господи, только бы капли на полу не заметили!»

Наконец двери закрываются, и я внутри себя смеюсь с того, как я их провел. Лошары!

Но тут меня подвела бдительность контролера. Я сразу полез за «броню», а контролер, видимо, интуитивно почувствовал что-то неладное и продолжил смотреть в глазок вместо того, чтобы идти к следующей хате. И, очевидно, увидел то ли кровь, то ли мою руку, которая высовывалась из-за «брони». Крик за дверью: «Он режется!!!», считанные секунды — мент открывает первый замок. Я понимаю, что времени нет, перекладываю «мойку» в другую руку и быстро, сколько есть сил, полосую себя уже по правой. Мент начал открывать второй замок, от решетки. Как хорошо, что он винтовой! Это дает мне еще пару секунд, я приспускаю резинку штанов и с максимально возможным давлением провожу себе «мойкой» по животу. Успеваю сделать так три раза, и легавые врываются в камеру. Скидываю «мойку» в умывальник, да так удачно, что она сразу попадает в слив.

ДПНК и контролер стоят, смотрят. С обеих рук и с живота у меня течет кровь. Они достают наручники и заковывают мне руки. Ведут в прогулочный дворик — в то время там как раз идет прогулка. Я сижу в состоянии легкого шока… Теперь главное, чтобы выполнили требования. Но жалею, что все произошло не так, как я запланировал. Ну да ладно, что уж поделаешь — как получилось, так получилось.

Проходит минут десять. Разговоры заключенных (перекрикиваются с одной дворика в другой):

— Слушай, а что там за кипиш? Чего менты суетятся?

— А это Дедок вскрылся!

— Кто?

— Дедок!

— А кто это?

— Политический.

— Это я — Дедок! — вступаю в разговор.

— Так а чего ты вскрылся?

Разговорились с парнями. Объяснил им свое общее положение в этой колонии, послушал их советы…

Тут в мой дворик заходит «тройка»: начальник оперативного отдела, начальник режимного отдела и начальник медицинской части. Режимник просит раздеться — меня начинают шмонать. Всех интересует только один вопрос: как я пронес «мойку»? Конечно, я им этого не говорю. После того как они прощупали все, вплоть до резинки на моих трусах, посмотрели на мои пятки (вдруг там что-то приклеено), чтобы убедиться, что больше «моек» у меня нет, и только потом задали вопрос: в чем причина моего поступка?

И меня прорвало: в эмоциональной форме пересказал им, что с выполнением КГБшных приказов они явно перестарались, и озвучил свои требования: перевести меня в любую другую камеру. Они послушали.

Опер попросил всех выйти и скомандовал снять с меня наручники. Мы остались с ним наедине. Дверь дворика закрылись, и он раздраженно спрашивает меня:

— Чего ты хочешь? — по своей оперской природе он не верит, что мои требования такие, которые я озвучил, думает, что держу на уме что-то другое.

Такой вопрос сначала меня немного смущает.

— Чего я хочу, я вам не скажу, потому что вы тогда сделаете всё, чтобы я этого не получил, — был мой ответ.

Не видел смысла у него еще чего-то просить — все равно хороших условий содержания мне в этой зоне не дождаться.

Выслушал от опера многословные полунамеки, типа: «Разве ты не понимаешь, кто ты?» (мол, будем тебя прессовать в любом случае), «Есть определённые правила игры…» (что он хотел этим сказать, я до сих пор не понял), а также попытки убедить меня жить по их правилам — опер сказал, что у них даже бывший вор в законе Галей — «уважаемый человек!» — ходит на промзону и работает. Твердого обещания перевести меня в другую хату я от него так и не услышал.

Наконец меня повели к врачу. Отодрали от рук и от живота ткань одежды, которая уже почти присохла, а потом советовались, зашивать порезы или достаточно будет перебинтовать. Решили перебинтовать — так происшествие можно будет квалифицировать как легкий инцидент, а если бы меня зашивали, это говорило бы о том, что раны серьёзные. Это было невыгодно местному начальству, которое, как я потом узнал, докладывало о ситуации на самый верх — министру МВД.

После перевязки меня повели в хату… Туже самую. И тут я сделал еще одну ошибку. Вместо того чтобы всеми силами упираться и не идти туда, я поверил ДПНК, который сказал, что вопрос о моем переводе в другую камеру «решается». Камера была перевернута вверх дном: весь мой небогатый скарб перетряхнули, вывернули мусорное ведро — просто на пол. Искали «мойку». Было около девятнадцати часов вечера…

Примерно каждые полчаса я начинал молотить в дверь и спрашивать, почему меня не переводят. Меня кормили обещаниями, что «вот-вот». Но, когда начал наступать отбой, я понял, что меня обманули: решили пойти на принцип, мол, «он к нам с ультиматумом, тогда и мы не уступим».

На такой случай у меня был «План Б».

В шестнадцатой камере до меня сидел бывший вор в законе Дима Галеев («Галей»), которого, чтобы посадить в беларускую тюрьму, экстрадировали из Швеции — МВД хотело от него чего-то в своих криминальных играх. Как результат, камера была забита разными вещами, которых обычно в ШИЗО не бывает. Одну из них я заметил с самого начала — около уборной стояла какая-то изогнутая палка непонятного происхождения и назначения (скорее всего для того, чтобы «срабатываться» через канализацию между камерами). Я взял тряпку и закрыл глазок на двери, чтобы контролер не видел, что я делаю. Взял палку и просунул ее в решетку, которая окружала лампочку под потолком. С ее помощью я надеялся разбить лампочку, осколком стекла вскрыться во второй раз и порезать ноги — там вен больше, и находятся они более плотно, на этот раз точно переведут в больничку, никуда не денутся! После нескольких ударов лампочка начала раскачиваться (она висела на проводе), но биться не спешила. Удар о решетку, другой — она звенит, но по-прежнему не бьётся! Размахнуться палкой тоже не получится — она ограничена «квадратом» стальных прутьев, в которые я ее продвинул. Прибегает ДПНК и с криком «Баян качает! Открывай двери!» приказывает контролеру открывать дверь. Офицер и два контролера влетают в камеру и быстро понимают, что я задумал. Хватают меня за руки и ставят к стене. От злости на их обман и на то, что мой план снова не удался, я уже плохо себя контролирую: начинаю кричать на них и грозить всеми смертными карами. ДПНК командует: «Доставай наручники!» Достают наручники и пытаются меня скрутить. Я сопротивляюсь, как могу. Но их трое. Буквально вбивают мои руки в наручники: в ходе борьбы все свежие перевязки сорвались, снова пошла кровь. ДПНК хочет пристегнуть меня наручниками к металлической табуретке. Острых предметов в камере нет, но даже если бы и были, я понимаю, что, пристегнутый наручниками, я до них не дотянусь, поэтому вынужден пообещать ему не вскрываться.