Цвета параллельного мира - [33]

Не меньшее значение имеет в арестантском быту и малява. Как гласит расхожее высказывание, «малява — лицо арестанта». Неосторожно употреблённое слово в маляве может принести в «крытой» целый клубок принципиально нерешаемых проблем, подвести легкомысленного зэка под жестокое физическое наказание, оборвать карьеру блатного. Наиболее прожженые крытчики не позволяют себе в малявах даже зачёркиваний и исправлений. Некоторые кладут в скрученную маляву ресничку — чтобы адресат знал, вскрывалась ли она по дороге (блатные практикуют такую перлюстрацию для контроля над подозрительной перепиской «вязаных»).

«Что написано пером, того не вырубишь топором» — это про малявы. В крытой устное и письменное слово могут как возвысить, так и (что гораздо чаще) унизить того, кто имел неосторожность выпустить их в мир.

Четыре раза в день зэк, стоящий на дороге, принимал в свою камеру и отдавал из нее почту — пригоршни маляв, аккуратно скрученных до размера огрызка карандаша, плотно запакованных в целлофан бумажных капсул. Так, наряду с явной жизнью камерных коллективов, протекала, струясь регулярными потоками по артериям-кабурам, потайная эпистолярная жизнь тюрьмы.

Часть 3

СНЕЖНЫЙ КОМ

Поднявшись в камеру № 124, Колдун увлечённо занялся своим привычным ремеслом: снимал порчу с сокамерников, «лечил» их, подвергал сеансам гипноза, заставлял смотреть себе в глаза, обещая, что покажет им «их демона», и так далее. Более того, стал набирать себе учеников — не только в своей камере но, с помощью дороги, и по всей «крытой», — заманивая тем, что один из его учеников, якобы, выступал на «Битве экстрасенсов».

Предлагал стать своим учеником и мне. Для этого надо было всего-навсего совершить некоторые манипуляции со своей кровью и зеркалом (ведь он же зеркальный маг) и, конечно, прочитать клятву на верность самому Костасу. Я тактично отказался.

Желающих же по крытой нашлось достаточно: Колдун вел активную переписку со многими и ярко расписывал неограниченные чудодейственные свойства, коими будут наделены его ученики, став, под его мудрым руководством, «боевыми магами». Молодые крытчики были в восторге, приносили ему клятву в верности и слали с малявами плямы своей крови.

Некоторое время с Колдуном переписывался и я: вроде как на тройниках же общались. Правда, вскоре в его малявах я стал чувствовать какой-то подвох. Начинаясь словами: «Здоровенько, Братишка!» или «Здарова, Друг!», — все они неизменно заканчивались: «Ко-лян, загони, если не трудно…» (Ручки, карандаши, стержни, открытки, конверты — в общем, все то, что на крытой в дефиците и что у меня, как он знал, имелось). Пару раз я, конечно, делился, но аппетиты Колдуна только росли, маляв же без просьб материального характера не приходило вовсе, и вскоре я свернул переписку до минимума: такая «дружба» мне была ни к чему.

Вскоре мне довелось на две недели зайти в хату № 124 и воочию увидеть жизнь Колдуна в коллективе и его колдовские практики. Надо сказать, арестантская жизнь шла у него не так успешно, как магическая. Несмотря на наличие учеников, которых он привлекал своим красноречием и сказочными обещаниями, в целом, в камере на 6 человек он, скорее, был предметом насмешек и причиной постоянных конфликтов. Неумеренная болтливость и хвастливость, постоянные «косяки» (то зальёт водой телевизор, то ляпнет что-то невпопад в присутствии блатных, а терпит потом вся хата), нежелание «жить тюрьмой» не делали Костасу авторитета. Он пытался наверстать данный ресурс рассказами о своей всемогущей бабке, о своих неснимаемых проклятьях, и о том, как его однажды в Гомеле побили два недоброжелателя, и оба вскоре трагически скончались. Получалось слабо. Зато с заходом в камеру новых людей (меня и еще пары пацанов) вовсю проявилась его коммерческая жилка. Раньше он донимал сокамерников разговорами о своей будущей свиноферме, которая была призвана озолотить его в считанные годы, и даже нашел для этого бизнеса партнеров прямо в хате. А теперь, разузнав о том, что у моего сокамерника, с которым мы вместе временно переселились в 124-ю, есть какая-то недвижимость в деревне, предлагал переписать ее на себя в обмен на дарование магических способностей. Почему-то решив, что и я — владелец дорогостоящего имущества, он предлагал мне отдать ему все и получить взамен амулет, с которым станет доступно исполнение любых желаний. Любых! Вопрос, отчего же он не сделает себе такой амулет и, например, не выйдет из тюрьмы, так и повис в воздухе.

Вскоре после моего возвращения в прежнюю камеру отношения с сокамерниками у Костаса обострились, и ему пришлось переехать. Этому предшествовал заход в 124-ю камеру блатных, которые провели с Колдуном профилактическую беседу и официально наложили ему запрет на колдовство.

Но и в новой, 120-й камере Колдун пробыл недолго. Пытаясь показать из себя больше, чем он есть, не ужился в коллективе, и ему дали понять, что пора искать себе другую хату. Тут стоит отметить, что в крытой, как и в камерной системе в целом, частые переезды из хаты в хату крайне негативно отражаются на репутации зэка: считается, что если не смог прийти к взаимопониманию с одним коллективом, то не сможешь и с другим. Каждая пройденная хата, таким образом, увеличивает негативный репутационный багаж зэка.