Цвет ярости - алый - [7]

Подрядчик наемных убийц был жаден, но вовсе не глуп. Он продал Курта в рабство Хэнку Тарану не столько из-за денег, сколько оттого, что это была единственная возможность избежать смерти в волчьих клыках и когтях. Если бы ему удалось то, чего он хотел, то жизнь Страйкера прервалась бы еще до заключения сделки. Живым Волк стоил несоизмеримо больше. Физическая “ликвидация” являлась решением слишком простым и поэтому требовавшим куда больших ресурсов, чем те, что имелись тогда у Хью.

Поэтому пришлось пойти на риск.

Таран, как и ожидалось, захотел оставить Волка себе. Но Хью понимал, что это похоже на русскую рулетку. Когда-нибудь – ну, не сегодня и не завтра, но все равно очень, очень скоро – Страйкер вырвется на свободу. Ведь ярость рвет цепи. А в бумагу огонь не завернешь. Это вопрос времени.

Именно поэтому в глазах лысого коротышки стояла тревога. Он был не дурак, а потому боялся. И бдительно следил за каждым движением Волка. Колеблется вода в темных глубинах. Что-то притаилось там, на самом дне. Прижалось голым брюхом к песку.

Каждую ночь подрядчик киллеров ждал и боялся. Ждал, что именно этой ночью пленник совершит побег. Что это его тень пронеслась за окном. Что под его ногой скрипнула половица за дверью. Что верные телохранители уже висят в гараже вверх ногами, выпотрошенные, будто свиньи на бойне… Что это его силуэт появился в проеме.

Страйкер представлял себе, как Лысый Хью лежит ночью без сна и вслушивается в тишину, и у него становилось легче на душе. Он попытался изменить курс, чтобы вырулить к этой троице. При одном лишь намеке на маневр Хмырь и Шило сразу же посерьезнели, а Лысый Хью нервно передернулся (вероятно, недосыпание сказывалось), но “безрукавочники”, как оказалось, не забывали приглядывать и за мохнатым гладиатором. В шею Курта вонзились сотни электрических жал. Это сразу же отбило всякую охоту к необдуманным действиям.

Всему свое время.

Курт задрал голову и посмотрел на Тарана. Тот кивнул.

– Делай свое дело, малыш, – сказал он так тихо, что услышал только Волк. – Им не устоять против тебя.

Курт отвернулся, ничего не сказав. Конечно, это правда. Но разве надо лишать людей жизни, чтобы доказать эту самую правду? Таран собирался под завязку набить карманы кровавыми деньгами. Ничего страшного, если за это расплатится собственной шкурой какой-то бедолага…

Один из “безрукавочников” подошел к Яме и распахнул решетчатый люк, не издавший при этом ни звука – любимая вещь, которой часто пользуются, не знает недостатка в уходе. Другой парень тем временем тащил длинную лестницу с узкими перекладинами. Она валялась неподалеку и, судя по всему, в это утро неоднократно погружалась на самое дно… При взгляде на лестницу Курту невольно подумалось, каким же образом из Ямы извлекали трупы (или даже раненых). Мгновение спустя его взгляд сам собой нашарил длинные и прочные ремни, висевшие под решетчатым потолком, – в данный момент свернутые за ненадобностью.

Убийство здесь было поставлено на конвейер, потому как приносило изрядный доход.

– Вперед, – буркнул Нож за спиной.

Ошейник вколол в шею Курта энное количество ватт.

Не говоря ни слова, Волк двинулся вперед. Ему оставалось преодолеть какие-то жалкие метры, прежде чем, звеня пластмассовыми цепями, он поравняется с проемом. Оба “безрукавочника” успели отскочить в стороны. Курт переступил металлический порог и, ухватившись за лестницу, стал неторопливо спускаться, чувствуя на себе десятки любопытных взглядов. Все надеялись, что новичок сделает какое-нибудь неловкое движение и балахон распахнется или упадет капюшон. Но ничего не происходило, и взгляды беспомощно терзали плотную ткань, не в силах проникнуть внутрь. Безволосые подошли вплотную к Яме, завороженно наблюдая за широкоплечей фигурой и ее неторопливым скольжением по лестнице. Наконец ноги Волка прочно встали на засыпанный песком пол. Лысый Хью с телохранителями надменно взирали на него сверху вниз, однако у Курта было такое чувство, словно они стоят где-то страшно глубоко.

На дне могилы.

Курт прошел по окружности арены, разминая плечи и руки. Он не хотел грядущего боя и в то же время не мог сделать ничего, чтобы его предотвратить. Эта беспомощность, как ни странно, разбудила в нем зловещие силы. Волк явственно чувствовал, как в его груди нарастает волна напряжения. Это, похоже, и была та самая “контролируемая ярость”, которую любил вспоминать Старейшина… Она досталась Волчьему племени в наследство от четвероногих предков – способность приводить свой организм в состояние повышенной боеготовности, своего рода форсаж, в течение которого даже субъективное время Волка замедляло свой бег…

К дверному проему Ямы, один за другим, подошли четверо бойцов и выстроились цепочкой, дожидаясь своей очереди. Курт, отступив к противоположной стене, наблюдал, как гладиаторы резво спускались по шаткой лестнице. Судя по всему, им приходилось делать это не впервой. Наконец четыре пары ног опустились на засыпанный песком пол; “безрукавочники” втянули лестницу наружу.

Курт, не шевелясь, разглядывал противников.

Те глядели на него.

На песчаном дне Ямы стоял мертвый штиль, даже легкий ветерок не прикасался к балахону Курта. Откуда-то еле слышно доносилась музыка из старинных вестернов.