Цвет страха - [74]

Но теперь, когда Франция выдворила американских туристов и объявила их язык вне закона, Пьер не видел причин сдерживаться.

– Прочь из моей машины! – крикнул он.

– Послушайте, нам некогда спорить и пререкаться. Отвезите нас в Париж.

– Это слово произносится «Па-ри»! А теперь вон отсюда, мерзавцы!

Но тут в разговор вмешался старый азиат. Его безупречный французский вынудил Пьера, коренного парижанина, с чувством стыда признать, что его собственная речь весьма далека от совершенства. Азиат послал Пьера ко всем чертям и надменно добавил:

– Мы спешим. Поезжайте.

У старика было такое замечательное произношение, что Пьер смягчился, а глаза его увлажнились.

– Вы можете оставаться, – сказал он. – А тот, другой, пускай проваливает! Сейчас же!

Пьеру Перручу так и не удалось до конца осознать, что с ним случилось секунду спустя, хотя он и выбрался из этой передряги живым.

Стальная рука схватила его за шею и повелела ехать в Париж.

У Пьера не осталось никаких желаний, кроме тех, которые внушала ему рука проклятого американца. Он рванул в Париж. Его, словно лошадь, дергали за голову, и он послушно поворачивал в указанном направлении, чувствуя себя бессловесной тварью.

Сзади слышались команды, которые старый азиат отдавал отнюдь не Пьеру, а своему попутчику. Тот, в свою очередь, заставлял таксиста поворачивать в ту или иную сторону.

Нельзя сказать, чтобы это был лучший способ управлять машиной, но он действовал, и довольно гладко, особенно когда такси вырулило на кольцевую автодорогу с самым плотным в Париже движением.

Пьер Перруч с удивлением обнаружил, что ведет машину куда ловчее, нежели когда-либо в жизни.

Это странное ощущение лишь усугубилось, когда ему велели свернуть на бульвар Мортье к штаб-квартире ОВБ.

Штаб-квартира представляла собой беспорядочное нагромождение каменных зданий, окруженных красной кирпичной стеной. Ее истинную сущность выявлял только уличный знак, запрещавший видео– и фотосъемку. Установленные на крышах камеры следили за проезжавшими машинами, пешеходами и голубями, попавшими в поле зрения их объективов.

– Оно? – спросил американец.

– Оно, – ответил азиат.

В тот же миг большой палец американца прищемил одну из жевательных мышц Пьера и каким-то непостижимым образом вынудил его ногу нажать на тормоз с точно выверенным усилием, обеспечившим плавную остановку.

– Плата за проезд... – начал было Пьер.

– Какая плата? Я сам вел машину, – отозвался американец, и не успел шофер возразить, как погрузился в бесчувственное состояние.

* * *

Сопровождаемые взглядами телекамер, Римо с Чиуном приблизились к зданию штаб-квартиры ОВБ.

– Все очень просто, – заявил Римо. – Давай залезем на крышу и спустимся с потолка.

Чиун внимательно осмотрел десятифутовую зубчатую стену, увенчанную шипами, оберегавшими штаб-квартиру от охотников перемахнуть через забор.

– Слишком заметно, – возразил он.

– Я не вижу лучшего способа.

– Мы войдем через парадную дверь.

– По-моему, это еще заметнее.

– Нет. Там нас не ждут, – ответил мастер Синанджу и двинулся к стальной коричневой двери.

Римо пошел следом.

На двери не было ручки, только кнопка звонка. Чиун нажал ее, дверь приоткрылась, кореец проскользнул сквозь образовавшуюся щель и угодил прямо в лапы охраны ОВБ.

– Arretez![28] – скомандовал один из охранников.

– Parlez-vous franglais?[29] – спросил Римо.

Его слова не произвели должного впечатления, и, как только мастер Синанджу проявил недвусмысленное желание протиснуться сквозь ряды головорезов, один из них выхватил автоматический пистолет «MAT» и рявкнул:

– Allez-y! Dites-le!

Римо не было никакой необходимости вспоминать свои трехлетние занятия французским, дабы сообразить, что охранник велел своим коллегам открыть огонь.

Римо наметил цель и двинулся вперед, нимало не сомневаясь в том, что Чиун тоже уже выбрал себе жертву.

Так оно и было. Чиун задрал обутую в сандалию ногу до высоты собственной макушки и резко повернулся. Казалось, он лишь слегка задел охранников по подбородкам, и тем не менее раздался характерный звук клацнувших зубов и челюсти повисли, перекосившись набок. Громилы, выронив пистолеты, схватились за подбородки, пытаясь вернуть их на место.

Римо решил соблюсти профессиональный этикет и не убивать людей, которые всего лишь выполняли свою работу.

Он низко пригнулся, пропуская автоматную очередь над плечом. Пули просвистели так близко, что Римо ощутил их тепло. Потом скользнул к охраннику и выпрямился, едва не столкнувшись с ним нос к носу.

Он тут же ткнул охранника в глаза расставленными вилкой пальцами, и тот отпрянул, испуганно вопя и размазывая по лицу слезы.

Его товарищ навел на Римо свое тупорылое оружие, но нажимать на спуск не спешил. Схватив покалеченного стража за шиворот, Римо поставил его на линию огня.

Второй головорез тотчас принялся водить стволом из стороны в сторону, стремясь поймать Римо на мушку и не попасть при этом в своего ослепшего товарища.

А тот продолжал вопить и пританцовывать – не только по своей воле, – и вскоре стало ясно, что застрелить самозванца, не ранив коллегу, невозможно. Заметив растерянность на лице второго головореза, Римо толкнул к нему ослепшего охранника. Налетев друг на друга, они столкнулись лбами, выронили оружие и повалились на землю.