Голова Джейкоба стала самим воплощением боли. Проблема с благословениями в том, что они всегда активны – он чувствовал всё, но намного сильнее, чем обычный человек. Его череп пульсировал, мозги болели, челюсть кричала, а рот был словно в огне.
Он открыл глаза, и полился свет, мгновенно ослепив его и бросая ещё глубже в бездны боли. Когда белый свет начал расчищаться, Джейкоб понял, что находится в камере. Не в камере Инквизиции, но всё равно в камере. Четыре каменных стены, потолок и холодный пол успокоили его. Ему самое место здесь, среди забытых. Здесь он больше никому не сможет причинить вреда.
Впрочем, что-то его кололо, что-то, чего он не выполнил. Его миссия. Инквизитор Джейни поручил ему миссию, а Джейкобу не нравилось подводить инквизитора. Ни разу ещё он не терпел поражение в миссии, и сейчас не собирался, так что… если бы он только мог вспомнить, в чём заключалась его миссия.
В маленьком окошке тяжёлой деревянной двери появилась пара глаз и уставилась на него. Симпатичные глаза – голубые, с тёмно-зелёными прожилками по краям, и с большими чёрными зрачками. Они исчезли, и несколько секунд спустя дверь открылась. Там стояла женщина. Она была высокой, но не слишком, мускулистая, но не дородная, и симпатичная примерно как раздавленная мышь. Но глаза у неё были очень красивые. Ещё у неё был шрам, тянулся по шее от края до края. Это был вздувшийся и уродливый шрам, и рана, очевидно, была глубокой. Джейкоб подумал, что любопытно, как женщина выжила с такой раной.
На левом бедре у женщины висел длинный меч, а на правом кинжал, и её взгляд выражал жажду убийства. От её вида мелькнули какие-то воспоминания, но голова Джейкоба болела, когда он пытался об этом думать.
Джейкобу показалось, что пришло время представиться. Он открыл рот, но из него вылетела лишь череда звуков, ни один из которых не содержал смысла, и ни один не был похож на какой-либо язык из тех, что он слышал. Потом он понял, что его руки прикованы к стене. Железные оковы, тяжёлые и крепкие. Он едва мог пошевелиться. Джейкоб много времени провёл в своей камере в Инквизиции, но прежде никогда он не был в цепях. Он открыл рот, чтобы спросить, где он, но ничего, кроме бессвязных звуков, не издал.
Женщина остановилась в нескольких шагах от него и посмотрела сверху вниз. Её грязно-тёмные волосы были связаны в плотный хвост, а симпатичные глаза казались жёсткими, как стекло.
Она была совсем не похожа на Сару. Джейкоб подумал, но быстро понял, что не знает, кто такая Сара, не может вспомнить. Его голова гудела.
– Ты убил моего мужа, – прохрипела женщина. Её голос звучал, словно скрежет железа по камню. – Я заставлю тебя заплатить за это.
Джейкоб пытался протестовать, что он понятия не имел, кто эта женщина или её муж, но снова звуки, исходившие из его рта, не имели никакого смысла.
Женщина посмотрела сверху вниз на Джейкоба с отвращением на лице.
– Я знаю твои трюки, арбитр. Меня научили, как не дать тебе творить твои заклятья.
Тогда Джейкоб и понял, почему его рот работает не так, как надо, почему так сильно болит. Он не чувствовал своего языка. Эта женщина, кем бы она ни была, вырезала ему язык.
– Я не буду спешить с тобой, арбитр. Я заставлю тебя заплатить. – С этими словами женщина повернулась и вышла из комнаты, закрыв за собой дверь.
Джейкоб слышал, как удаляются её шаги, и жуткий смех вырвался из его рта. Он потянул свои цепи и почувствовал, как каменная стена начинает подаваться, когда в его благословениях заполыхала сила.
