Curriculum vitae - [87]

— Нет проблем, — пожал плечами Григорий. — Вы сказали, что готовы вступить в диалог с политиками, имеющими влияние на принятие государственных решений и признающими необходимость тесного сотрудничества Европы и России во всех возможных отраслях, начиная от гуманитарных и заканчивая военными…

— Ну? — победно поглядел на своих гостей Дальберг, — убедились, Герхард?

— Да, — вальяжно кивнул «крестьянин», — именно такие условия были поставлены.

Чернявый закончил писать, захлопнул свой фолиант, вскочил, будто у него под сиденьем сработала катапульта, и в два шага оказался возле Распутина, глядя снизу вверх, сверля его своими черными глазами.

— А не будет ли так любезен сержант рассказать присутствующим, где, когда и при каких обстоятельствах он познакомился с этим… политиком?

— Успокойся, Сильвио, — осадил энтузиазм коротышки Дальберг, — ты же видишь, что какие-либо твои намёки на провокации спецслужб безосновательны. Слишком сложно, длинно и малоэффективно.

— Простите, — вставил слово Распутин, — но я понятия не имею, кто выходил с вами на связь и о чем конкретно вы разговаривали.

— Серьезно? — недоверчиво спросил коротышка и вдруг заразительно захохотал, — о Боже мой! Какой я кретин! Ну конечно же, вы — не посол и даже не почтовый ящик! Слишком молоды и неопытны! Вы просто сигнальная лампочка, свидетельствующая о том, что почта пришла.

— Вы, действительно, не в курсе? — поднял брови Дальберг. — Что ж, это только добавляет уважения к вашему источнику. Конспирация для начала переговоров филигранная. Друзья, я думаю, мы ничего не потеряем, если еще раз прослушаем присланную нам запись, а Жорж хотя бы поймёт, почему мы его тут так терзаем.

Дальберг нажал на кнопку пульта, и на темном экране телевизора возникла картинка интервью. Отвечал на вопросы худенький, невзрачный, почти полностью лысый человек с косым пробором и проницательным взглядом глубоко посаженных глаз. Он сидел, откинувшись на высокую спинку кресла, говорил тихо, спокойно, тщательно подбирая слова и помогая себе, будто «жестикулируя» всем телом. Казалось, он сейчас оттолкнется от сиденья и, допрыгнув до журналиста, продолжит диалог, глядя в упор, глаза в глаза. «Я не представляю себе своей страны в отрыве от Европы и от, как мы часто говорим, цивилизованного мира…»

— Вот, — удовлетворенно поднял вверх палец Сильвио, победно оглядев окружающих, — а что я говорил!

«Россия хочет равноправных доверительных отношений…, - продолжал интервьюируемый, а Григорий заметил, как лица присутствующих тронула саркастическая улыбка. — Однако, Россию не устраивает, если без ее участия будут приниматься решения, которые касаются ее непосредственно.»

— Храбрый малый, — прокомментировал Герхард, — в его положении ставить условия — смело…

«Мы говорим о более тесных партнерских отношениях с любыми структурами, включая НАТО…» — следовало продолжение.

Дальберг обернулся на остальных зрителей и прибавил звук.

— А теперь внимание!

«Россия готова вступить в НАТО?» — удивился на экране журналист.

«Почему нет, — отвечал интервьюируемый, — но только на равных правах с другими участниками…»

— Дальше неинтересно, — резюмировал Дальберг, нажимая пульт видеомагнитофона. — Жорж, — повернулся он к Распутину, — узнал, кому ты нас презентовал?

Распутин пожал плечами. Для него самого происходящее было загадочным и удивительным. «От Ежова и не такого можно было ожидать,» — подумал он про себя, проигрывая в голове только что услышанные слова президента России и сравнивая их с теми, что диктовал ему Дальберг.

— Петер, — с улыбкой сказал он вслух, — насколько я понял, вы вполне довольны результатом?

— Скажу больше, — охотно отозвался иезуит, — он превзошел наши ожидания.

— Ну, в таком случае, я читал где-то, что в Древней Греции гонцу полагался кубок вина за хорошую весть…

* * *

Историческая справка:

То самое интервью президента РФ Путина:

https://www.youtube.com/watch?v=lOtDSHF3UG0&t=15s

Глава 25. Непоправимое

Так близко Распутин видел цвет европейской политики в первый и последний раз. Больше в гости к Дальбергу его не приглашали. «Мавр сделал своё дело — мавр может уходить.» Он ничуть не расстраивался. Политический бомонд с его примитивными недомолвками, нафталиновой чопорностью, непонятным высокомерием, но более всего из-за необходимости улыбаться тем, кого на дух не переносишь, был непонятен и неестественен, как «пластмассовая» еда из Макдональдса. Спокойно восприняв ослабление внимания к своей персоне, Григорий с удовольствием ушёл с головой в семью, тем более, что Душенка сдержала слово, и в срок, предписанный природой, на свет появилась маленькая фея с глазами неестественно синего цвета. При виде этого чуда у Распутина заходилось сердце, влажнели ладони, а губы стремились произносить не слова, а непривычное, смешное сюсюканье.

— Глаза, как фиалки, — впервые увидев дочку, произнес молодой папа.

— Любица, — прошептала Душенка.

— Что?

— Любица — значит фиалка, — улыбнулась жена. Пусть так и будет…

— А-а-а-я! — воскликнула новорожденная.

— Это она тебя зовет! Говорит — «Зая», — рассмеялась молодая мама.

— Ну вот, — притворно возмутился Распутин, — мы, мужчины, чтобы произвести впечатление на женщин, с рождения воспитываем в себе храбрость льва, суровость вепря, стараемся быть спокойными, как мамонты, и даже свирепыми, как тигры. А потом в твоей жизни появляется маленькая, беззащитная девочка, и ты уже «зая»…