Цунами - [12]

Имелся, конечно, еще вариант заграницы, то и дело до Рада докатывались слухи, что один из их группы нашел работу программистом в Америке, другой с потока также программистом в Австралии, третий с факультета в Канаде. Кто оказался евреем, все сыпанули в Германию, где по специальному закону, принятому парламентом во искупление вины гитлеровской поры, евреям давали жилье, учили бесплатно немецкому языку, платили, пока не нашел работу, внушительное пособие. И Рад в какой-то момент тоже стал подумывать о работе за рубежом, начал искать контакты с заграничными работодателями, но все та же жена и воспротивилась: «Да, ты гастарбайтером, а я здесь? У тебя там романы, а я тут с ребенком нянчись?!» Это была пора, когда уже точно было известно, что она беременна, и Раду пришлось забыть свои мысли о загранице. Как там вышло бы с заграницей, удалось бы взять ее с собой, нет. Он не чувствовал себя вправе оставлять ее здесь одну.

Жена не дала уехать за границу, жена устроила его на работу в банк, и она же перелицевала всю их жизнь после дефолта 1998 года, когда банк Рада рухнул. Что из того, что банк оказался мыльным пузырем, накачанным виртуальными деньгами. Рухнувши, он придавил своими мыльными обломками и вкладчиков, и сотрудников, как бетонными плитами, предоставив каждому выбираться из-под них самостоятельно. Задним числом Рад осознал, что был тогда почти невменяем и тем спровоцировал ее уход от него, но любовника она завела себе не тогда, когда он, оказавшись под обломками, сутками лежал на диване, вставая с того лишь за тем, чтобы дотащить себя до туалета. Тогда она просто легализовала этого любовника. Был любовником, стал человеком, на которого можно опереться. Укрыться за ним, как за волнорезной стеной в гавани. Это было выражение самой жены, когда она оставляла Рада гнить на диване. Выросши в семье моряка, жена имела привязанность к таким выражениям. «Гнить на диване» — это тоже были ее слова.

Кто знает, может быть, он не сгнил именно потому, что был оставлен ею сгнивать. Одиночество, оказывается, не стимулирует процесс разложения.

Единственное — тогда, выбравшись из-под накрывших его руин, Рад полагал, что самое страшное у него позади. Конечно, фитнес-клуб — это было совсем не то, чем бы ему хотелось заниматься в жизни. Как говорится, о том ли мечтал. Но уж какой бизнес удалось выстроить, тот и удалось. Выбирать не приходилось. Что шло в руки, то и пришлось взять.

Пчелка в серой дубленке, поворачивая за угол красного кирпичного здания, в котором располагался переговорный пункт, оглянулась еще раз. Рад хотел помахать ей рукой: лети, лети! — уже было вытащил руку из кармана куртки, но остановил себя. Пчелка могла истолковать его жест как призыв и, если действительно была не против его внимания, оказалась бы в неловком положении. Чего ей Рад совсем не желал.

Лети себе, лети, только произнес он про себя, всовывая руку обратно в глубину кармана.

* * *

В маршрутке на обратном пути Рад встретился со своим знакомцем по поселковому магазину, здешним старожилом. Знакомца звали Павел Григорьич. Это был похожий на высушенную временем сучковатую палку старик, с выгнуто-вогнутыми, коряжистыми ногами, с коряжистыми руками и, казалось, вытесанным из коряги усталым землисто-коричневым лицом. Вообще Рад старался не заводить знакомств здесь, Павел Григорьич был исключением. Еще в самые первые дни жизни в поселке, стоя за ним в очереди, Рад выручил старика при расчете с продавщицей, добавив за него недостающие пять или шесть рублей, и с той поры, встречаясь, они здоровались, и, случалось, приходилось разговаривать.

И сейчас тоже пришлось вступить в беседу.

— За керосином ездил, — сказал Павел Григорьия, указывая на большой почерневший от времени бидон с узким горлышком у ног на полу. — Дожили, да? За керосином ездить приходится — семь верст киселя хлебать.

— А раньше что, не приходилось? — из вежливости спросил Рад.

— Да раньше три керосинные лавки в поселки были. Потом одну ликвидировали — так все равно две. Куда ближе — туда пошел. А теперь езди вон. Да приедешь — нет его. На третий раз купил! Три раза ездил киселя хлебал.

— А что, без керосина нельзя? — все так же для поддержания беседы проговорил Рад. — На что вам керосин? Вы на керосинке готовите? Газ же есть.

— Какой газ, откуда? — вопросил Павел Григорьич. — Конечно, на керосинке. Я газ себе ни при советской власти позволить не мог, ни сейчас. Это не в городах — провели и пользуйся. Тут сам все оплачивай. Метр труб к тебе проложили — вот тыщу рублей выложи. Еще метр — еще тыщу. А мне семьдесят метров тянуть. Да плиту покупать, да АГВ, да отопление в доме ставить. Это мне не есть, не пить, пенсию десять лет собирать — так сделаю.

— А дети? — Рад знал от Павла Григорьича, что у него трое детей, а младшая дочь с зятем живут с ним. — Дети, наверно, могли бы помочь?

Теперь Павел Григорьич помолчал.

— Пользы-то от детей! — произнес он затем. — Вы своим родителям много ли помогаете? Все им только дай, дай да дай. Много, говорю, помогаете?

Рад вспомнил о своем звонке с переговорного пункта.

— Да уж какое там помогаю, — сказал он.