Цукерман освобожденный - [18]
Не такая уж психованная Джулия
Номерной счет 776043
Уважаемая Джулия!
Я тоже не такой психованный и вынужден ответить на ваше приглашение отказом. Я уверен, что вы совершенно безобидный человек, но сейчас странные времена, если не в Швейцарии, то уж в Америке точно. Мне хотелось бы быть дружелюбнее, поскольку сами вы, похоже, человек дружелюбный и душевный, не говоря уж о том, что задорный и богатый. Но, увы, на шоколадные фабрики вам придется ехать без меня.
Ваш
Натан Цукерман
«Банкере траст» 4863589
Дорогой Натан!
Мне было очень грустно уезжать, не попрощавшись. Но когда судьба меняет лошадей, ездока тащит за ними.
А вот это было настоящее письмо, от того, кого он знал. Подписано «С». Он нашел в мусорной корзине конверт. Отправлено несколько дней назад из Гаваны.
Дорогой Натан!
Мне было очень грустно уезжать, не попрощавшись. Но когда судьба меняет лошадей, ездока тащит за ними. Так что я здесь. Мэри всегда мечтала нас познакомить, и я всегда буду помнить, что моя жизнь стала богаче благодаря моментам — пусть и кратким — общения с вами.
Смутные воспоминания, одни лишь воспоминания.
С.
«Смутные воспоминания, одни лишь воспоминания» — это Йейтс. «Судьба меняет лошадей» — Байрон. В остальном, придирчиво подумал он, письмо по всей форме. Даже интимное «С». Оно обозначало Сезару О’Ши, обладательницу самого нежного, самого манящего выговора в кинематографе и томной внешности, столь печальной и соблазнительной, что один из остроумцев «Уорнер бразерс» объяснял чудеса кассового успеха так: «Все страдания ее народа плюс великолепные сиськи». Двумя неделями ранее Сезара приехала в Нью-Йорк из своего дома в Коннемаре, и агент Цукермана по телефону пригласил его в качестве ее партнера на званый ужин. Очередной трофей от «Карновского». Она просила пригласить именно его.
— Ты там почти со всеми знаком, — сказал Андре.
— А с Сезарой следует познакомиться, — сказала ему Мэри. — Давно пора.
— Почему? — спросил Цукерман.
— Ой, Натан, — сказала Мэри, — не вороти нос только потому, что она — секс-символ для народных толп. Для народных толп и ты, если вдруг не знаешь, секс-символ.
— Не надо бояться красоты, — сказал Андре, — или журналистов. Все бывают и наглыми, и зажатыми, и ее пугаться незачем. Она очень непритязательная, спокойная, умная женщина. В Ирландии она либо готовит, либо возится в саду, а вечерами сидит у камина и читает. В Нью-Йорке ей бывает достаточно погулять в парке или сходить в кино.
— И ей чудовищно не везет с мужчинами, — сказала Мэри, — ей попадались такие, каких я бы поубивала, правда. О тебе и женщинах ты слушай меня, Натан, потому что у тебя те же проблемы, что у нее. Я уже трижды наблюдала твои неудачные браки. Ты женился на неземной фее-танцовщице, которую мог одним пальцем перешибить, у тебя была светская дама-невротичка, спустившаяся с высот своего положения до тебя, а последняя, насколько я поняла, оказалась сертифицированной всенародной святой. Честно, мне никогда не понять, почему ты выбрал эту мать-настоятельницу. Но ведь и в тебе есть что-то от матери-настоятельницы, правда? Или ты играл на публику? Хотел подавить в себе жидка? Стать большим гоем, чем отцы-основатели?
— Докопалась до самого сокровенного. Мэри не проведешь.
— По-моему, ты и сам себя не проведешь. Ради бога, отбрось ты это мерзкое высоколобое порицание падших людей, что пытаются повеселиться. Какой смысл в этом после твоей книги? Ты скинул все профессорское дерьмо ровно туда, куда следует, так что насладись теперь жизнью настоящего мужчины. На сей раз — с сертифицированной женщиной. Ты что, на самом деле не понимаешь, что главное в Сезаре О’Ши, кроме того, что красивее ее в мире не найти? Достоинство, Натан. Смелость. Сила. Поэзия. Господи, да это же сама душа Ирландии!
— Мэри, я тоже читаю киножурналы. Судя по тому, как Сезару подают, ее дед резал торф, чтобы отапливать хижину Марии Магдалины. Я до таких высот не дотягиваю.
— Натан, — сказал Андре, — поверь, она так же не уверена в себе, как и ты.
— А кто в себе уверен? — ответил Цукерман. — Кроме Мэри и Мохаммеда Али?
— Он имеет в виду, — сказала Мэри, — что с ней ты можешь быть самим собой.
— А это кто?
— Ты что-нибудь придумаешь, — заверил его Андре.
Одеяние ее состояло из живописно развевающихся огненного цвета вуалей, раскрашенных деревянных бус и перьев какаду, по спине струилась тяжелая черная коса, а глаза — что ж, это были ее глаза. За ужином, накладывая себе мусс из морского окуня, она уронила кусочек на пол, и ему стало легче — он смог посмотреть прямо в знаменитые ирландские глаза и сказать что-то внятное. Легче, пока он не понял, что, возможно, ради этого она и уронила кусочек мусса. Всякий раз, повернувшись к ней, он видел лицо с экрана.
Только после ужина, когда они смогли отделиться от остальных гостей и от навязанной близости — карточки с их именами были поставлены рядом, — они смогли близко пообщаться. Это длилось всего пять минут, но с обоюдным пылом. Они оба читали биографию Джойса Эллмана и, судя по всему, прежде не осмеливались признаться кому-либо в том, сколь глубоко ею восхищаются; по их приглушенным голосам можно было решить, что они вступают в преступный сговор. Цукерман не скрыл, что однажды встречался с профессором Эллманом в Йеле. Собственно, встретились они на литературной церемонии в Нью-Йорке, где обоим вручали премии, но он не хотел, чтобы она решила, будто он старается произвести впечатление, хотя на самом деле старался изо всех сил.
«Американская пастораль» — по-своему уникальный роман. Как нынешних российских депутатов закон призывает к ответу за предвыборные обещания, так Филип Рот требует ответа у Америки за посулы богатства, общественного порядка и личного благополучия, выданные ею своим гражданам в XX веке. Главный герой — Швед Лейвоу — женился на красавице «Мисс Нью-Джерси», унаследовал отцовскую фабрику и сделался владельцем старинного особняка в Олд-Римроке. Казалось бы, мечты сбылись, но однажды сусальное американское счастье разом обращается в прах…
Женщина красива, когда она уверена в себе. Она желанна, когда этого хочет. Но сколько испытаний нужно было выдержать юной богатой американке, чтобы понять главный секрет опытной женщины. Перипетии сюжета таковы, что рекомендуем не читать роман за приготовлением обеда — все равно подгорит.С не меньшим интересом вы познакомитесь и со вторым произведением, вошедшим в книгу — романом американского писателя Ф. Рота.
Блестящий новый перевод эротического романа всемирно известного американского писателя Филипа Рота, увлекательно и остроумно повествующего о сексуальных приключениях молодого человека – от маминой спальни до кушетки психоаналитика.
Филип Милтон Рот (Philip Milton Roth; род. 19 марта 1933) — американский писатель, автор более 25 романов, лауреат Пулитцеровской премии.„Людское клеймо“ — едва ли не лучшая книга Рота: на ее страницах отражен целый набор проблем, чрезвычайно актуальных в современном американском обществе, но не только в этом ценность романа: глубокий психологический анализ, которому автор подвергает своих героев, открывает читателю самые разные стороны человеческой натуры, самые разные виды человеческих отношений, самые разные нюансы поведения, присущие далеко не только жителям данной конкретной страны и потому интересные каждому.
Его прозвали Профессором Желания. Он выстроил свою жизнь умело и тонко, не оставив в ней места скучному семейному долгу. Он с успехом бежал от глубоких привязанностей, но стремление к господству над женщиной ввергло его во власть «госпожи».
Читайте в одном томе: «Ловец на хлебном поле», «Девять рассказов», «Фрэнни и Зуи», «Потолок поднимайте, плотники. Симор. Вводный курс». Приоткрыть тайну Сэлинджера, понять истинную причину его исчезновения в зените славы помогут его знаменитые произведения, вошедшие в книгу.
Чарльз Хилл. Легендарный детектив Скотленд-Ярда, специализирующийся на розыске похищенных шедевров мирового искусства. На его счету — возвращенные в музеи произведения Гойи, Веласкеса, Вермеера, Лукаса Кранаха Старшего и многих других мастеров живописи. Увлекательный документальный детектив Эдварда Долника посвящен одному из самых громких дел Чарльза Хилла — розыску картины Эдварда Мунка «Крик», дерзко украденной в 1994 году из Национальной галереи в Осло. Согласно экспертной оценке, стоимость этой работы составляет 72 миллиона долларов. Ее исчезновение стало трагедией для мировой культуры. Ее похищение было продумано до мельчайших деталей. Казалось, вернуть шедевр Мунка невозможно. Как же удалось Чарльзу Хиллу совершить невозможное?
В 1960 году Анне Броделе, известной латышской писательнице, исполнилось пятьдесят лет. Ее творческий путь начался в буржуазной Латвии 30-х годов. Вышедшая в переводе на русский язык повесть «Марта» воспроизводит обстановку тех лет, рассказывает о жизненном пути девушки-работницы, которую поиски справедливости приводят в революционное подполье. У писательницы острое чувство современности. В ее произведениях — будь то стихи, пьесы, рассказы — всегда чувствуется присутствие автора, который активно вмешивается в жизнь, умеет разглядеть в ней главное, ищет и находит правильные ответы на вопросы, выдвинутые действительностью. В романе «Верность» писательница приводит нас в латышскую деревню после XX съезда КПСС, знакомит с мужественными, убежденными, страстными людьми.
Что делать, если ты застала любимого мужчину в бане с проститутками? Пригласить в тот же номер мальчика по вызову. И посмотреть, как изменятся ваши отношения… Недавняя выпускница журфака Лиза Чайкина попала именно в такую ситуацию. Но не успела она вернуть свою первую школьную любовь, как в ее жизнь ворвался главный редактор популярной газеты. Стать очередной игрушкой опытного ловеласа или воспользоваться им? Соблазн велик, риск — тоже. И если любовь — игра, то все ли способы хороши, чтобы победить?
Детство проходит, но остаётся в памяти и живёт вместе с нами. Я помню, как отец подарил мне велик? Изумление (но радости было больше!) моё было в том, что велик мне подарили в апреле, а день рождения у меня в октябре. Велосипед мне подарили 13 апреля 1961 года. Ещё я помню, как в начале ноября, того же, 1961 года, воспитатели (воспитательницы) бегали, с криками и плачем, по детскому саду и срывали со стен портреты Сталина… Ещё я помню, ещё я был в детском садике, как срывали портреты Хрущёва. Осенью, того года, я пошёл в первый класс.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книгу, составленную Асаром Эппелем, вошли рассказы, посвященные жизни российских евреев. Среди авторов сборника Василий Аксенов, Сергей Довлатов, Людмила Петрушевская, Алексей Варламов, Сергей Юрский… Всех их — при большом разнообразии творческих методов — объединяет пристальное внимание к внутреннему миру человека, тонкое чувство стиля, талант рассказчика.
Впервые на русском языке выходит самый знаменитый роман ведущего израильского прозаика Меира Шалева. Эта книга о том поколении евреев, которое пришло из России в Палестину и превратило ее пески и болота в цветущую страну, Эрец-Исраэль. В мастерски выстроенном повествовании трагедия переплетена с иронией, русская любовь с горьким еврейским юмором, поэтический миф с грубой правдой тяжелого труда. История обитателей маленькой долины, отвоеванной у природы, вмещает огромный мир страсти и тоски, надежд и страданий, верности и боли.«Русский роман» — третье произведение Шалева, вышедшее в издательстве «Текст», после «Библии сегодня» (2000) и «В доме своем в пустыне…» (2005).
Роман «Свежо предание» — из разряда тех книг, которым пророчили публикацию лишь «через двести-триста лет». На этом параллели с «Жизнью и судьбой» Василия Гроссмана не заканчиваются: с разницей в год — тот же «Новый мир», тот же Твардовский, тот же сейф… Эпопея Гроссмана была напечатана за границей через 19 лет, в России — через 27. Роман И. Грековой увидел свет через 33 года (на родине — через 35 лет), к счастью, при жизни автора. В нем Елена Вентцель, русская женщина с немецкой фамилией, коснулась невозможного, для своего времени непроизносимого: сталинского антисемитизма.