CTRL+S - [6]

Он распахнул дверь в гостиную. Комната была погружена в темноту. Снова захотелось заорать, но потом он подумал, что крик опять утонет в ревущей музыке. Приходя во все большую ярость, он хотел уже пнуть дверь так, чтобы она врезалась в стену, но тут его внимание привлек странный звук, едва различимый за раскатами рока. Неужто всхлипывания?

На миг Тео замер в нерешительности. Он прекрасно знал, насколько изменчивым бывало настроение матери, и если бы мигрень не сверлила его череп изнутри, он, наверное, просто развернулся бы и ушел, не став терять время на бесполезные пререкания. Он сделал глубокий вдох и осторожно раскрыл двери до упора, чтобы в комнату проник свет из коридора.

Небольшую гостиную украшал, если можно так выразиться, деревянный стол, который они нашли в магазине подержанной мебели и который его мать попыталась раскрасить яркими красками со сноровкой и аккуратностью шестилетнего ребенка. Два непарных потертых дивана, у которых они были уже минимум третьими владельцами, достались им от родственников. В углу стоял горшок, в котором произрастала юкка с засохшими коричневыми листьями – за такое, безусловно, можно было схлопотать обвинение в жестоком обращении с растениями. На стене болтался наполовину оторванный и проржавевший радиатор центрального отопления, а над ним висел старинный телевизор 4К; корпус его треснул, а воспроизводимые экраном краски поблекли за много лет непрерывного показа разных телешоу уже после того, как этому антиквариату пора было отправляться на свалку.

Элла сидела на полу, прислонившись к подлокотнику дивана, почти скрытая облаком дыма своего вейпа. Ноги в слишком обтягивающих брюках от спортивного костюма были вытянуты вперед, а из-под короткого топа виднелась часть татуировки на пояснице – небольшой отпечаток тигриной лапы. Длинные черные волосы были завязаны в конский хвост, но несколько непослушных прядей свешивались на покрасневшие глаза. Рядом с босой ногой валялась опрокинутая полупустая бутылка джина, из которой до сих пор капала на потертый ковер прозрачная жидкость.

– Мама…

Ему хотелось разозлиться на нее, хотелось сказать, что из них двоих по-настоящему взрослым человеком все-таки была она, но плечи ее содрогались от рыданий, и с каждым таким толчком вся его злость постепенно трансформировалась в жалость.

– Фрейя, выруби эту чертову музыку! – рявкнул он в сторону центра управления домашней мультимедийной системой, установленного в стене.

Голова Эллы дернулась, когда музыка вдруг оборвалась, и она поспешно вытерла глаза, делая вид, что все в порядке.

– Тео? Я работала. Сколько раз я говорила тебе, чтобы ты не заходил сюда, когда я работаю?

Несмотря на два десятилетия жизни в Лондоне, каждое ее слово было пропитано юго-западным акцентом. Она укоризненно смотрела на сына сквозь сигаретный дым красными от слез глазами.

Тео взглянул на потрепанный риг, лежавший рядом с ней на полу, и аккуратно положил его на стол, перед тем как сесть на диван. Он старался не смотреть на нее, когда она, пошатываясь, встала на ноги, но быстро потеряла равновесие и плюхнулась рядом с ним.

– Нет, это я работал. – Он показал пальцем на бутылку с джином. – А ты, выходит, опять нализалась на своей работе?

Он тут же пожалел о своих словах: настроения спорить с ней не было ни малейшего. Взгляд его упал на единственную личную вещь, которую она не продала за все эти годы, – ее диплом в рамочке на стене. Бумага под мутным стеклом уже выцвела, но слова «Диплом EMIV – уровень 2» можно было прочесть до сих пор. Свидетельство того, что когда-то у нее имелись амбиции, какими бы они ни были.

Трясущейся рукой Элла подняла электронную сигарету и глубоко затянулась. Тео отогнал дым рукой.

– Обязательно курить здесь?

– Ты совсем как твой отец – такой же ворчун, – презрительно фыркнув, сказала Элла, но сигарету выключила. Наступило тягостное молчание.

Тео было неловко разговаривать с матерью о чем-то, что могло касаться личных вопросов. Они уже много лет этого не делали; это было для них неестественно.

Она родила его, когда ей едва исполнилось пятнадцать, и поэтому он считал, что унаследовал ее эмоциональную незрелость. Он понимал, что излишне строг к ней, что хочет от нее слишком многого. В тех редких случаях, когда она удосуживалась посещать родительские собрания, Тео со стыдом наблюдал, как разные учителя заигрывали с ней; даже одноклассники принимали Эллу за его старшую сестру. У этого, правда, была и своя положительная сторона: благодаря этому он часто получал в школе более высокие оценки, чем заслуживал.

Несмотря на все его обиды и недовольство, Элла действительно делала все от нее зависящее, чтобы у них была крыша над головой, еда в холодильнике и достаточно денег для выхода в СПЕЙС, так что, по крайней мере, они были в состоянии жить, как все нормальные люди. В большинстве государств доступ в СПЕЙС уже рассматривался как одно из фундаментальных прав любого человека, чего никак нельзя было сказать о необходимом для этого оборудовании. Как только вы выходили из системной оболочки, вы попадали в слой общества, который катился назад. Невозможность позволить себе «вознесение в СПЕЙС», как говорили в народе, подчеркивая космическую сущность виртуального мира, автоматически означала, что вы оказывались навсегда лишены целого ряда важных привилегий.