ЦРУ против СССР - [147]
Тогда, во время «великого красного страха», охватившего США, под руководством Гувера были организованы облавы на людей прогрессивных убеждений. В январе 1920 года было арестовано сразу свыше 10 тысяч человек, считавшихся членами компартии. Эти противозаконные репрессии вызвали громадное возмущение в стране, а тем временем революционный подъем в США пошел на убыль. В области политического сыска деятельность бюро стала менее заметной. Но соответствующие досье велись. В 1924 году Э. Гувер был назначен директором Бюро расследований.
В последующие 10 лет с небольшим он, собственно, и создал оглушительную рекламу бюро и его агентам как рыцарям без страха и упрека, ведущим борьбу с организованной преступностью. Любая перестрелка с бандитами широко освещалась, в массовое сознание американцев крепко-накрепко вбили образ сотрудника ФБР – милого и очень опрятного малого с пистолетом, защитника слабых, грозу преступников. Вокруг ФБР возник ореол непогрешимости и даже святости. Иные молодые люди при выборе профессии стояли на распутье, серьезно подумывая, не стать ли агентом ФБР. В начале тридцатых годов подал заявление о приеме на службу в ФБР Р. Никсон, но не подошел. О карьере ФБР мечтал и Д. Форд, о чем президент Форд поведал на торжественном собрании сотрудникам ФБР в 1975 году.
За фасадом войны с уголовной преступностью шла кропотливая работа – ФБР разворачивалось как орган преимущественно политического сыска под благовидным предлогом борьбы с иностранным «шпионажем» в апостольской общине, каковой изображают США с прекрасно оплаченным рвением американские пропагандисты. В этой общине телефон и подслушивание телефонных разговоров были изобретены почти одновременно. Это неоднократно вызывало скандалы, особенно когда записи разговоров представлялись обвинением в суды в качестве доказательств. Юридические споры доходили до Верховного суда. Наконец в 1934 году закон о федеральной связи (§ 605) категорически запретил подслушивание. Верховный суд в 1937 и 1938 годах безоговорочно поддержал закон. Казалось, ясно, вопрос исчерпан.
Но, указывалось в 1974 году в одном из документов юридического комитета палаты представителей, «несмотря на запрещение законом, министерство юстиции продолжало прибегать к подслушиванию… Это оправдывалось тем, что з 605 не запрещает подслушивание как таковое, а запрещает лишь разглашение подслушанного, а разглашение органам исполнительной власти не является разглашением» в смысле, предусмотренном законом [359]. Изощренная казуистика противоречила здравому смыслу и, конечно, не подлежала преданию гласности.
В конечном итоге она только рационализировала в терминах юридической софистики происходившее. Тот же самый Салливан в 1974 году в письме ежегодной конференции американских юристов по адвокатуре, взявшейся за проблему гражданских свобод, изъяснил дело много проще: «Если говорить откровенно, «право на неприкосновенность» личности никогда не учитывалось при расследованиях. Было совершенно безразлично, какие технические средства используются. Подход был прагматичен – сработает, получим ли нужные результаты? Права человека иногда отбрасывались в практических интересах. Президент Франклин Д. Рузвельт никогда не ставил препятствий в использовании этих методов» [360].
По веским соображениям, все это прекрасно сохранялось в глубокой тайне. Памятуя об острой критике в двадцатые годы – период беззастенчивых действий тайной полиции, – Э. Гувер особо настаивал: подлинная деятельность ФБР должна сохраняться в тайне. Он объяснял в докладной президенту Ф. Рузвельту: «Представляется совершенно обязательным, чтобы система политической разведки ФБР создавалась сугубо секретно, дабы избежать критики или возражений против такого расширения функций (ФБР) со стороны либо плохо информированных, либо лиц, руководствующихся иными мотивами… Посему нецелесообразно принятие специального законодательства, которое привлечет внимание к созданию широкой специальной службы контршпионажа» [361].
Президент думал в том же направлении. В августе 1936 года он отдал совершенно секретную директиву ФБР следить «за подрывной деятельностью в США, особенно фашистской и коммунистической» с тем, чтобы «получить широкую картину движений и их деятельности, затрагивающей экономическую и политическую жизнь страны». Хотя надвигалась война с державами фашистской «оси», в поле зрения политического сыска ФБР оказались главным образом компартия и прогрессивные организации. Гувер предостерегал Рузвельта, что коммунисты могут «парализовать страну», если за ними пойдут крупные профсоюзы, а в них росло влияние компартии. Президент попытался было убедить Гувера, что правительство отнюдь не бессильно. Секретная служба, сказал Рузвельт, «заверила его, что она имеет информаторов во всех коммунистических группах». Директор ФБР продолжал, однако, запугивать президента, вырвав согласие на привлечение к антикоммунистическому сыску и всех органов разведки вооруженных сил [362].
В начале второй мировой войны, 6 сентября 1939 года, Рузвельт публично указал, что отныне все органы поддержания закона и порядка в США обязаны передавать ФБР любую информацию, касающуюся «шпионажа, контршпионажа, саботажа, подрывной деятельности». Эта директива президента, вероятно, единственное публичное признание функций ФБР как политической полиции. Американские исследователи вопроса подчеркивают: «Исторически она является самым важным приказом президента бюро. То было единственное публичное признание в военные годы, что ФБР уполномочено вести сыскную работу. Приказ основывался только на прерогативах исполнительной власти, и до 1973 года ФБР ссылалось на него, оправдывая свой широкий политический сыск»
