ЦРУ и мир искусств. Культурный фронт холодной войны - [4]
Предположение, что многие интеллектуалы действовали под диктовку американских политиков, а не в соответствии с собственными принципами, порождает всеобщее отвращение. Моральный авторитет, которым пользовалась интеллигенция в разгар холодной войны, теперь серьёзно подорван и зачастую осмеян. Консенсократия развалилась, её основа не смогла удержаться. Да и сама история стала фрагментированной, частичной, видоизменённой, иногда вопиющим образом - благодаря силам как правым, так и левым, которые хотели бы исказить правду ради достижения собственных целей. По иронии судьбы обстоятельства, которые сделали возможными разоблачения, сами способствовали тому, чтобы затушевать их истинное значение. Когда безумная антикоммунистическая кампания во Вьетнаме поставила Америку на грань социального коллапса, когда последовали скандалы уровня «документов Пентагона» или Уотергейта, стало трудно поддерживать интерес к делу о культурной борьбе (Kulturkampf) или испытывать возмущение по этому поводу - на фоне всего остального оно казалось лишь второстепенной оплошностью.
«История, - писал Арчибальд Маклейш (Archibald MacLeish), - подобна плохо спроектированному концертному залу с мёртвыми зонами, где не слышно музыки» [6]. Эта книга представляет собой попытку выявить и зафиксировать такие мёртвые зоны. Она ищет особую акустику, мелодию, отличную от той, что исполняется официальными виртуозами эпохи. Это тайная история, поскольку она верит в действенность силы личных отношений, «мягких связей» и сговоров, в значение салонной дипломатии и будуарного политиканства. Книга бросает вызов тому, что Гор Видал (Gore Vidal) описывал как «официальные фикции, которые согласовываются слишком многими и слишком пристрастными сторонами, каждая со своей тысячей дней, за которые строятся собственные вводящие в заблуждение пирамиды и обелиски, претендующие показывать время по солнцу». Любая история, которая исходит из изучения этих «согласованных фактов», неизбежно становится, по словам Цветана Тодорова (Tzvetan Todorov), «актом профанации. Речь идёт не о содействии в создании культа героев и святых, а о максимально возможном приближении к правде. Это часть того, что Макс Вебер (Maks Weber) называл «расколдовыванием мира», того, что находится на противоположном крае от идолопоклонства. Речь об освобождении правды ради самой правды, а не об извлечении образов, которые считаются полезными для настоящего» [7].
1. Изысканный труп
«Место это неприветливое
во времена прежние и в будущем
в тусклом свете».
Т. С. Элиот,«Сожжённый Нортон»
Европа пробудилась на морозной послевоенной заре. Зима 1947 года была самой холодной за всё время наблюдений. Она открыла свой фронт, проходящий через Германию, Италию, Францию, Британию и с января по конец марта вела наступление без всякой жалости. В Сен-Тропе выпал снег, штормовые ветра вызвали непроницаемые метели, плавучие льды достигали устья Темзы, поезда с продовольствием примерзали к рельсам, баржи, везущие уголь в Париж, вмерзали в лёд. Философ Исайя Берлин (Isaiah Berlin) ужасался скованному стужей городу, «покинутому, пустому и мёртвому, словно изысканный труп».
По всей Европе водоснабжение, канализация и большинство других коммунальных удобств перестали функционировать, снабжение продовольствием сократилось, запасы угля упали до самого низкого уровня за все времена, поскольку шахтёры с трудом справлялись с намертво смерзавшимися подъёмными механизмами. За непродолжительными оттепелями опять следовали морозы, сковывавшие каналы и дороги толстым слоем льда. В Британии количество безработных выросло на один миллион за два месяца. Государственное управление и промышленность буквально застряли в снегу и льдах. Казалось, что замерзала и сама жизнь: более 4 миллионов овец и 30 тысяч коров погибли.
Вилли Брандт (Willy Brandt), будущий канцлер, видел Берлин, охваченным «новым ужасом», этот город в наибольшей степени символизировал коллапс Европы. Жуткий холод «нападал на людей как дикий зверь, загоняя их в дома. Но и там они не находили передышки. В оконных проёмах не было стёкол, их наспех заколачивали досками и гипсовыми панелями. Стены и потолки были в трещинах и дырах, люди затыкали их бумагой и тряпками. На отопление шли скамейки из парков... старики и больные сотнями замерзали насмерть в своих постелях» [8]. В качестве крайней меры каждой германской семье было выделено одно дерево на отопление. В начале 1946 года берлинский зоосад оказался уже полностью вырублен, его статуи стояли посреди пустыря, в окружении замёрзшей грязи; зимой 1947 года леса в знаменитом Грюневальде были уничтожены. Метели, засыпавшие развалины разрушенного бомбардировками города, не могли скрыть страшное наследие гитлеровской маниакальной мечты о Германии. Берлин, подобно разрушенному Карфагену, приводил в отчаяние, холодный, полный призраков, побеждённый, завоёванный, оккупированный.
Погода жестоко убеждала в физической реальности холодной войны, прокладывавшей себе путь в новой, послеялтинской топографии Европы, национальные территории которой были расчленены и прежний состав населения насильственно изменён. Оккупационные администрации союзников во Франции, Германии, Австрии и Италии бились над тем, чтобы как-то справиться с 13 миллионами бездомных, демобилизованных и перемещённых лиц. Растущие ряды персонала союзных администраций, прибывающего на оккупированные территории, усугубляли проблему. Всё большее число людей, вынужденных покинуть свои дома, присоединялись к тем, кто уже ночевал в общественных зданиях, подъездах, подвалах и бомбоубежищах. Кларисса Черчилль (Clarissa Churchill), бывшая гостем Британской контрольной комиссии (British Control Commission) в Берлине, вспоминала, что была «защищена как географически, так и материально от воздействия хаоса и нищеты, царивших в городе. Я ходила по тёплой спальне в бывшем доме какого-то нациста, лежала на обшитых кружевом простынях, изучала его полки с книгами - даже эти простые действия позволяли мне почувствовать привкус исступлённого торжества завоевателя, который, впрочем, немедленно исчезал, стоило только немного прогуляться по улицам или посетить неотапливаемую немецкую квартиру»
"Литературная газета" общественно-политический еженедельник Главный редактор "Литературной газеты" Поляков Юрий Михайлович http://www.lgz.ru/.
«Почему я собираюсь записать сейчас свои воспоминания о покойном Леониде Николаевиче Андрееве? Есть ли у меня такие воспоминания, которые стоило бы сообщать?Работали ли мы вместе с ним над чем-нибудь? – Никогда. Часто мы встречались? – Нет, очень редко. Были у нас значительные разговоры? – Был один, но этот разговор очень мало касался обоих нас и имел окончание трагикомическое, а пожалуй, и просто водевильное, так что о нем не хочется вспоминать…».
Деятельность «общественников» широко освещается прессой, но о многих фактах, скрытых от глаз широких кругов или оставшихся в тени, рассказывается впервые. Например, за что Леонид Рошаль объявил войну Минздраву или как игорная мафия угрожала Карену Шахназарову и Александру Калягину? Зачем Николай Сванидзе, рискуя жизнью, вел переговоры с разъяренными омоновцами и как российские наблюдатели повлияли на выборы Президента Украины?Новое развитие в книге получили такие громкие дела, как конфликт в Южном Бутове, трагедия рядового Андрея Сычева, движение в защиту алтайского водителя Олега Щербинского и другие.
Курская магнитная аномалия — величайший железорудный бассейн планеты. Заинтересованное внимание читателей привлекают и по-своему драматическая история КМА, и бурный размах строительства гигантского промышленного комплекса в сердце Российской Федерации.Писатель Георгий Кублицкий рассказывает о многих сторонах жизни и быта горняцких городов, о гигантских карьерах, где работают машины, рожденные научно-технической революцией, о делах и героях рудного бассейна.
Свободные раздумья на избранную тему, сатирические гротески, лирические зарисовки — эссе Нарайана широко разнообразят каноны жанра. Почти во всех эссе проявляется характерная черта сатирического дарования писателя — остро подмечая несообразности и пороки нашего времени, он умеет легким смещением акцентов и утрировкой доводить их до полного абсурда.
Мюнхенский сговор 1938 г. стал ключевым эпизодом на пути развязывания Второй мировой войны. Как и почему образцовые демократии Великобритания и Франция пошли на соглашение с фашистскими режимами Германии и Италии и принесли в жертву союзное государство Чехословакию? Каких результатов ожидали «имперские снобы» — и какие получили? Почему главный западник Чехословакии президент Эдвард Бенеш так и остался чужим для Запада? Что мог сделать и делал СССР в ситуации, когда назревала большая война, а один его союзник предавал другого? Как передавалась эстафетная палочка национального чванства от старых империй — к новым? Мюнхенский сговор преподнес тяжелые уроки Европе и всему миру: усвоить их или повторить старые ошибки — этот выбор стоит перед политиками и обществами сегодня. Книга предназначена для широкого круга читателей, интересующихся историей Европы и Второй мировой войны. «Мюнхен был, прежде всего, ярким свидетельством того, что европейские парламентские демократии… пали на самое дно.
Холодная война номинально закончилась в 1991 году, но Соединенные Штаты с распадом Советского Союза не только не прекратили военные и скрытые вмешательства в мире, но и значительно активизировали их. Книга «Убийство демократии: операции ЦРУ и Пентагона в постсоветский период» продолжает фундаментальный труд Уильяма Блума «Убийство демократии: операции ЦРУ и Пентагона в период холодной войны». Международный коллектив авторов, крупнейших специалистов по своим странам, демонстрирует преемственность в целях и обновление технических средств военной и подрывной деятельности Вашингтона.
Западный фашизм 1930‑х годов обновил свои формы и методы и вновь пытается захватить Россию. Книга «Фашизм: реинкарнация» даёт самое полное обозрение эволюции «нового» фашизма в период «холодной войны» и после распада Советского Союза. Параллели с сегодняшним днём — откровенные и пугающие. Американский исследователь Мартин Ли раскрывает средства маскировки и смыслы обновлённой идеологии, стратегию и тактику лидеров, организационные структуры и ресурсы. Автор показывает, как «старые» фашисты камуфлировались в новые понятия, брали новые темы, создавали новый язык.
Со времен Второй мировой войны военная машина США действует на автопилоте. Параллельно Вашингтон убеждает весь мир, что американская внешняя политика и распространение демократии движимы великодушными и даже благородными мотивами. Уильям Блум, один из ведущих американских независимых исследователей, доказывает, что все это далеко от правды. Острая ирония автора в прах рассеивает этот миф. Беспощадная критика вашингтонского режима основана на глубоком анализе и подкреплена доказательствами. Представленная книга, наполненная остроумием и яркими цитатами, дает массу аргументов для отражения американской пропаганды.