Crazy - [21]
— Но ведь ты же наш. Как Флориан или толстый Феликс. Ты один из нас. Герой, как сказал бы Янош. Нам бы тебя не хватало.
— Я не герой. На меня никто никогда не обращал внимания. Я же писаюсь. Сам посмотри!
Он медленно отодвигает покрывало с драконом. На льняной простыне большое пятно.
— По ночам все время так. Я писаюсь в кровати. Почему — понятия не имею. И никто не понимает. Поэтому я лучше один. Когда человек один, его никто не может обидеть.
Трой встает. Подходит к окну. Стоит там. Потом возвращается к кровати. Садится.
— Ты когда-нибудь боишься? — спрашивает он. — Не экзамена. И не воспитателя. Я имею в виду, ты когда-нибудь боишься по-настоящему? Ты знаешь, что такое бояться жить? — Трой сглатывает. Наклоняется вперед.
— Жить — это и значит бояться, — отвечаю я. Мне становится неприятно. В общем-то, я никогда об этом и не думал. Но, наверное, это так и есть. — Так и должно быть. Сам не знаю почему, но почему-то так и должно быть! Может быть, все дело в том, что иначе люди наделали бы бог знает каких глупостей. Ведь у них не было бы страха.
— Но разве так должно быть всегда? Я больше не хочу бояться. Все происходит так быстро. Я не поспеваю. И боюсь.
— Ты прав, Трой. Все происходит слишком быстро. Почему мы не имеем права подождать? Просто посмотреть? Отмотать ленту назад?
— Видимо, потому, что жизнь — это не видик, — в голосе Троя слышен страх.
— А что?
Трой начинает нервничать. Проводит рукой себе по глазам. На лбу у него выступает пот. Он глубоко дышит.
— Жизнь — это… — Он запинается. Дрожит. Раскачивается из стороны в сторону. Муха улетает наконец от его лица. Ищет местечко поспокойнее. Стул. Или стол. Ползет вперед.
— Жизнь — это?..
— Жизнь — это когда все время писаешь в кровать, — выдавливает он наконец.
Заплакал. Слезы ползут по его щекам. И глаза полны слез. Он всхлипывает. Я придвигаюсь к нему поближе. Я же этого не хотел. Осторожно провожу рукой по его спине.
— Бог мне не помогает, — всхлипывает Трой, — просто не помогает. Сытый и довольный сидит там, наверху, и не помогает мне. — Трой закрывает лицо руками. Наклоняется вперед. Плачет. Слышны его тихие стенания.
— Когда-нибудь он нам поможет, слышишь, Трой. Когда-нибудь. Когда-нибудь он вытащит нас отсюда, из всего этого дерьма, и поможет нам, слышишь, Трой? Поможет и тебе, и мне. И мы оба посмеемся. Когда все будет позади. Когда жизнь перестанет быть большим пачканьем кровати. Слышишь, Трой!
— Жизнь всегда останется большим пачканьем кровати. — В его голосе звучит отчаяние. Лицо красное. По щекам катятся слезы. — Леберт, я больше так не могу! Не могу я больше! Куда же, черт подери, мы идем?
Он готов. Это видно. Когда-нибудь любому оказывается достаточно. И молчаливому Трою тоже. Янош называет это фазой публичного дома. Это когда всё не так. Когда уже сыт по горло. После чего можно просто лопнуть. Так считает Янош. Янош утверждает, что это очень даже хорошо. Иначе сдохнешь.
Не знаю, так ли это. Я думаю, что все мы ругаем только то, что ругать нет никакого смысла. Как мало мы знаем! Про Троя, например, я бы никогда ничего подобного не подумал. Я всегда считал, что он как-то существует. Как луна или звезды. Они ведь никогда не попадают в фазу публичного дома. Но и тут можно ошибаться. Молодость ужасна, считает Янош. У каждого свои проблемы. И у Троя тоже. Он как раз сморкается. Я все еще глажу его по спине.
Вспоминаю про своих родителей. Про выходные, которые в последнее время мы проводили все вместе. Все это было достаточно сложно. Я никак не мог отдохнуть по-настоящему. Меня всегда преследовало чувство, что скоро придется возвращаться в интернат. Что бы мы ни делали, все было плохо. Я злился. На себя. На папу, маму, сестру. На то, что все когда-то кончается. И мне придется искать свою жизнь в другом месте. Не где-нибудь, а в интернате. Янош говорит, что это и есть трагедия воспитанника интерната. В воскресенье нужно ехать обратно. Конец. Баста. В постоянно хорошем настроении. И со старым чувством товарищества. Один за всех и так далее. Он считает, что это довольно утомительно. Ведь жить дома было бы намного лучше. Думаю, что он прав. Даже если мои родители часто ругаются. Почти каждое воскресенье, когда я был дома, мама плакала. Она сидела на кухне. И слезы текли по ее лицу. Как у Троя. Сестра сидела рядом и пыталась ее успокоить. Обе они очень сердились на отца. А я всегда был между ними. Не хотел принимать чью-либо сторону. Мне казалось, что виноваты мы все. Думаю, что все это очень запутано. Слишком сложно, по крайней мере для меня. Этого мне не понять. Если бы я не знал другого выхода, то сказал бы, что мне нужна фаза публичного дома. Мне необходимо выплеснуть всё. Чтобы начать сначала. Очень больно смотреть, как плачет твоя мать. Иногда это последнее, что я вижу, уезжая в Нойзеелен. Она плачет. На кухне. На красной табуретке. Перед окном. А еще говорят, что быть молодым просто. Но так считают только те, у кого молодость позади. Может быть, тогда им хочется ее вернуть. Думаю, что делать этого не стоит. Боже мой, как все это отвратительно! Трой мог бы сложить об этом целую поэму. Понятия не имею, как его успокаивать. Не говорить же ему, что он должен перестать писать в постель! Но мне бы очень хотелось ему помочь. Мне его жалко. Да уж, этот парнишка родился явно не в рубашке.
«Небелая ворона» — второй роман юного немецкого писателя Б. Леберта, ставшего всемирно известным после публикации его дебютного романа «Crazy».Два двадцатилетних парня едут в ночном поезде «Мюнхен-Берлин». Генри живописует историю своей любви, Пауль внимательно слушает. Попутчики на одну ночь, они понимают друг друга и не понимают: проблемы двадцатилетних примерно одинаковые, но в человеческой природе заложено восприятие своих проблем как исключительных и эксклюзивных.Повествование льётся не спешно и читая успеваешь проникнуться атмосферой ночного разговора со случайным попутчиком, и даже симпатией к нему.
Место действия новой книги Тимура Пулатова — сегодняшний Узбекистан с его большими и малыми городами, пестрой мозаикой кишлаков, степей, пустынь и моря. Роман «Жизнеописание строптивого бухарца», давший название всей книге, — роман воспитания, рождения и становления человеческого в человеке. Исследуя, жизнь героя, автор показывает процесс становления личности которая ощущает свое глубокое родство со всем вокруг и своим народом, Родиной. В книгу включен также ряд рассказов и короткие повести–притчи: «Второе путешествие Каипа», «Владения» и «Завсегдатай».
Благодаря собственной глупости и неосторожности охотник Блэйк по кличке Доброхот попадает в передрягу и оказывается втянут в противостояние могущественных лесных ведьм и кровожадных оборотней. У тех и других свои виды на "гостя". И те, и другие жаждут использовать его для достижения личных целей. И единственный, в чьих силах помочь охотнику, указав выход из гибельного тупика, - это его собственный Внутренний Голос.
Когда коварный барон Бальдрик задумывал план государственного переворота, намереваясь жениться на юной принцессе Клементине и занять трон её отца, он и помыслить не мог, что у заговора найдётся свидетель, который даст себе зарок предотвратить злодеяние. Однако сможет ли этот таинственный герой сдержать обещание, учитывая, что он... всего лишь бессловесное дерево? (Входит в цикл "Сказки Невидимок")
Героиня книги снимает дом в сельской местности, чтобы провести там отпуск вместе с маленькой дочкой. Однако вокруг них сразу же начинают происходить странные и загадочные события. Предполагаемая идиллия оборачивается кошмаром. В этой истории много невероятного, непостижимого и недосказанного, как в лучших латиноамериканских романах, где фантастика накрепко сплавляется с реальностью, почти не оставляя зазора для проверки здравым смыслом и житейской логикой. Автор с потрясающим мастерством сочетает тонкий психологический анализ с предельным эмоциональным напряжением, но не спешит дать ответы на главные вопросы.
Удивительная завораживающая и драматическая история одной семьи: бабушки, матери, отца, взрослой дочери, старшего сына и маленького мальчика. Все эти люди живут в подвале, лица взрослых изуродованы огнем при пожаре. А дочь и вовсе носит маску, чтобы скрыть черты, способные вызывать ужас даже у родных. Запертая в подвале семья вроде бы по-своему счастлива, но жизнь их отравляет тайна, которую взрослые хранят уже много лет. Постепенно у мальчика пробуждается желание выбраться из подвала, увидеть жизнь снаружи, тот огромный мир, где живут светлячки, о которых он знает из книг.
Посреди песенно-голубого Дуная, превратившегося ныне в «сточную канаву Европы», сел на мель теплоход с советскими туристами. И прежде чем ему снова удалось тронуться в путь, на борту разыгралось действие, которое в одинаковой степени можно назвать и драмой, и комедией. Об этом повесть «Немного смешно и довольно грустно». В другой повести — «Грация, или Период полураспада» автор обращается к жаркому лету 1986 года, когда еще не осознанная до конца чернобыльская трагедия уже влилась в судьбы людей. Кроме этих двух повестей, в сборник вошли рассказы, которые «смотрят» в наше, время с тревогой и улыбкой, иногда с вопросом и часто — с надеждой.