Cмысл жизни и смерти человека. По творениям Святителя Игнатия Брянчанинова - [32]

Чего не отвергало многострастное человеческое сердце, чтобы свободнее предаваться разврату! Оно употребило разум в слепое орудие своих греховных пожеланий, хотя и величает его здравым. Для своей греховной свободы оно отвергло учение о Боге и о Его заповедях, возвещенное на земле Самим Сыном Божиим, отвергло, духовносладостнейшее наслаждение, доставляемое любовью Божией: мудрено ли, что оно отвергло бразду и грозу, останавливающие грешника в путях его, — отвергло ад и вечные муки? Но они существуют.

Грех всякой ограниченной твари перед ее Творцом, безконечно совершенным, есть грех безконечный, а такой грех требует безконечного наказания. Наказание твари за грех пред ее Творцом должно вполне растлить34ее существование: ад со своими лютыми и вечными муками удовлетворяет этому требованию неумолимой справедливости.

Священное Писание повсюду называет адские муки вечными, это учение постоянно проповедовалось и проповедуется святой Церковью. Господь наш Иисус Христос несколько раз в святом Евангелии подтвердил грозную истину. Предвозвещая отверженным грешникам общую участь с падшими ангелами, Он объявил, что скажет им на Страшном суде Своем:идите от Меня, проклятые, в огнь вечный, уготованный диаволу и ангелам его(Мф. 25, 41). По изречении окончательного определения на род человеческий, погибшие отыдут в муку вечную (Мф. 25, 46). В повести о жестокосердном богаче и нищем Лазаре Господь засвидетельствовал, что между обителями вечного блаженства и адскими темницамиутверждена великая пропасть,и нет перехода от блаженства к мукам, ни от мук к блаженству (Лк. 16, 26). Червь адский не умирает, и огонь адский не угасает (Мк. 9, 48).

Преисподние темницы представляют странное и страшное уничтожение жизни, при сохранении жизни. Там полное прекращение всякой деятельности; там — одно страдание; там господствует лютейший из сердечных недугов — отчаяние; там плачи и стоны, не привлекающие никакого утешения душе, раздираемой ими; там узы и оковы неразрешимые; там тьма непроницаемая, несмотря на обилие пламени; там царство вечной смерти. Так ужасны адские муки, что ничтожна перед ними лютейшая из земных мук — насильственная смерть.

Спаситель мира, предвозвещая ученикам Своим поприще мученичества, заповедал:Говорю же вам, друзьям Моим: не бойтесь убивающих тело и потом не могущих ничего более сделать. Но скажу вам, кого бояться: бойтесь того, кто по убиении может ввергнуть в геенну: ей, говорю вам, того бойтесь(Лк. 12, 4-5).

Взирая оком веры на уготованное неизреченное блаженство для верных рабов Божиих и столько же неизреченные муки, ожидающие рабов неверных, святые мученики попрали лютейшие казни, которые изобретала против них исступленная злоба мучителей, и безчисленными скорбями и смертями сокрушили под ноги свои вечную смерть.

На муки ада взирали непрестанной памятью о них святые иноки — таинственные мученики — и этим воспоминанием низлагали помыслы и мечтания искусителя, живописно и увлекательно рисовавшего перед их воображением, изощренным пустыней, гибельное сладострастие.

Орудие, заповеданное Господом, — воспоминание о смерти и вечных муках, — употреблял преподобный Антоний Великий, особенно в начале своего подвига. В ночное время дьявол принимал вид прекрасных женщин и, являясь Антонию в этом виде, старался возбудить в нем греховное похотение; но Антоний противополагал дьявольским мечтам живое представление пламени геенского, неусыпающего червя и прочих ужасов ада, — этим оружием погашал огонь сладострастия и разрушал картины обольстителя.

Только потому мы побеждаемся страстями нашими, что забываем о казнях, последующих за ними; только потому считаем тяжкими земные скорби, что не изучили мучений адских. Некоторый инок, подвижнической жизни, сказал святому старцу: «Душа моя желает смерти». Старец отвечал: «Ты так говоришь потому, что желаешь избежать скорбей, а не знаешь, что будущая скорбь несравненно жесточе здешней». Другой брат вопросил Старца: «Отчего я, живя в келлии моей, пребываю в небрежении?» Старец отвечал: «Потому, что ты не узнал ни ожидаемого покоя, ни будущей муки. Если бы ты знал их как должно, то терпел бы и не ослабевал и тогда, когда б келлия твоя была полна червей, и ты стоял в них по шею».

Господь, по великому милосердию Своему, открывал отчасти вечные муки некоторым избранникам Своим, для их спасения и преуспеяния. Через поведание их и наши понятия об адских муках соделались яснее и подробнее:

«Были два друга, — сказано в некоторой священной повести, — один из них, тронутый Словом Божиим, вступил в монастырь и проводил жизнь в слезах покаяния; другой остался в мире, проводил рассеянную жизнь и, наконец, пришел в такое ожесточение, что начал дерзко насмехаться над Евангелием. Среди такой жизни кончина постигла мирянина. Узнав о его смерти, монах, по чувству дружбы, начал молиться Богу, чтобы загробная участь почившего была ему открыта. По прошествии некоторого времени, в тонком сне, является иноку друг его. «Что, каково тебе? Хорошо ли?» — спросил монах явившегося. — «Ты хочешь знать это? — со стоном отвечал почивший. — Горе мне, злосчастному! Неусыпающий червь точит меня, не дает и не даст мне покоя целую вечность». — «Какого рода это мучение?» — продолжал вопрошать монах. — «Это мучение невыносимо! — воскликнул умерший. — Но нет возможности избежать гнева Божия. Ради твоих молитв теперь дана мне свобода, и, если хочешь, я покажу тебе мое мучение. Тебе не вынести, если бы я открыл его так, как оно есть, вполне; но, хотя отчасти, узнай его». При этих словах почивший приподнял одежду свою до колена. О ужас! Вся нога была покрыта страшным червем, снедавшим ее, и от ран выходил такой зловонный смрад, что потрясенный монах тотчас проснулся. Но адский смрад наполнил всю келлию и так сильно, что монах в испуге выскочил из нее, забыв затворить за собой двери. Смрад проник далее и разлился по монастырю: все келлии переполнились им. Поскольку самое время не уничтожило его, то иноки должны были совершенно оставить монастырь и переселиться на другое место, а монах, видевший адского узника и его ужасную муку, во всю жизнь свою не мог избавиться от прилепившегося ему зловония: ни отмыть его от рук, ни заглушить никакими ароматами» (Письма Святогорца).