Цивилизация птиц - [45]

Я стою, жду, сочувственно склонив голову.

«Почему? Может, как только я подойду поближе, она закричит и будет бить клювом, крыльями, стоит мне только споткнуться о какой-нибудь сучок? Может, она только и ждет, когда удобнее броситься на меня?»

– Не бойся! – мягко говорю я, щуря глаза и опуская пониже хвост. – Неужели ты думаешь, что я не заметила, как ты спрятался в моем гнезде, среди моих птенцов?

Я знаю, что ты вылупился не из моего яйца и что ты -не мой птенец. Неужели ты все же веришь в то, что тебе удалось перехитрить меня?

Когда ты прилетел сюда, я сразу же поняла, что это ты. Ведь я же видела тебя раньше, еще в гнезде Пик и Дова, в котором родилась сама. Я вылупилась там на несколько зим раньше тебя, и Пик иногда позволяла мне заглядывать в ее гнездо. Когда я впервые увидела тебя, ты был еще гол и слеп.

Ты был крупнее других, тебя отличали подвижность и сила, с которой ты ворочался и вертелся под распростертым крылом Пик. Под тонкой красновато-синей пленкой твои еще не видящие глаза двигались вслед за падавшим в отверстие лучом света. Ты хотел познать, увидеть, понять так же, как и мои собственные птенцы.

Я собиралась убрать с веточки кучку твоих отходов, но Пик взъерошилась, застыла и ревниво защелкала клю­вом. Она не позволила мне подойти поближе.

Но я все же запомнила тебя, потому что ты показался мне иным, не похожим на других. Не чужим, а именно другим. Ты иной, но все же свой, ты такой же, как мы, и все же отличаешься от других знакомых мне сорок. Ты вертишь головой, глядишь исподлобья, встряхиваешь крылышками. Ты слишком долго колеблешься.

– Входи, Сарторис! – повторяю я. – Это твое гнездо.

Еще мгновение ты стоишь, не веря моим словам. Осматриваешься по сторонам, проверяя, сможешь ли быстро удрать в случае неожиданного нападения.

Потом высоко поднимаешь голову и входишь.

Падающий в окно луч вдруг заблестел, отражаясь от чего-то, лежащего среди истлевших костей и посеревшей ткани. Я и раньше вертел, поворачивал в разные стороны, укладывал в гнезде блестящие предметы. Их отраженное сияние освещало помещение, помогало сорокам находить дорогу, издалека видеть в полумраке вход в гнездо. Я выпрямился, коснулся камня перьями. Предмет засверкал ярким блеском отполированного золота, ошеломил, восхитил меня.

– Что это? Я хочу, чтобы это стало моим!

Зачарованный сиянием, я наклонился и попытался клювом стащить с темной продолговатой кости золотой перстень, но высохшие сухожилия держались прочно. Я ухватился покрепче, приподнял клюв, повернул голову и сильнее рванул блестящий металлический обруч. Сустав треснул и рассыпался. Я держал в клюве золотую мерцающую добычу. Она была холодной, твердой, светящейся.

– Это мое! – с триумфом в голосе закричал я. – Только мое!

Я зажал когтями перстень и попытался клюнуть металл, надеясь, что он окажется съедобным.

Но золото невозможно было ни разбить, ни поделить на кусочки.

Летавшие высоко под куполом голуби и галки вызывали у меня опасения. Все, что мне до сих пор удавалось добыть, приходилось красть, хватать, вырывать, отнимать.

Может, голубям и галкам тоже нравится золото?

Я перетаскиваю перстень на самый верх стоящей неподалеку статуи.

– Это мое! Не смейте трогать! – предупреждаю я порхающих вокруг птиц.

Я снова пытаюсь разбить перстень, изо всех сил колотя его клювом.

– Мой! Мой! – повторяю я.

Перстень не рассыпался, даже не треснул под ударами. Здесь, ближе к падающему сквозь люнеты свету, он блестел еще ярче.

Клюв заболел от яростных ударов, глаза зашлись бельмом от злости. Я вертел перстень во все стороны, клевал его, щипал, грыз. Золото оставалось целым, неизменным, лишь кое-где слегка потертым.

– Я все понял!

С перстнем в клюве я вылетел сквозь ближайший ко мне люнет и сел на берегу заросшего тростником и кувшинками пруда.

Если и зерна, и высохшее мясо, и клубни от воды разбухают, то, значит, и блестящий металл точно так же можно размочить.

– Ну конечно же! Конечно же! – уговариваю я сам себя.

Я озираюсь по сторонам... Вот и наполненное водой углубление в каменной плите. Я подбегаю поближе, беру кончиком клюва перстень и погружаю его в воду. Перстень увеличивается в размерах, дрожит, зеленеет. Я слегка трясу его, чтобы он быстрее размяк. Держу крепко, опасаясь, что он может погрузиться слишком глубоко и я потом не смогу достать его. Как зачарованный я смотрю на блестящий, сверкающий на дне предмет. Подпрыгиваю, хожу вокруг, нетерпеливо перебирая ногами. Может, он уже размяк от воды? Сую клюв в воду, пробую. Никакого эффекта.

Я раздраженно верчу головой над лежащим в воде золотом.

– Ну, сколько еще ждать? – спрашиваю я со злостью.

Высоко над колоннадой появляется бело-черная стая. Сороки -вся моя семья. Они вертят головами, опускаются пониже, снова взмывают вверх.

– Сарторис! Мы нашли Сарториса!

От злости пух у меня на голове встает дыбом. Они же отберут у меня золото! Мое золото! Золото, которое я сам нашел! Ведь они же подкрадываются и воруют друг у друга все что попало!

Перстень сверкает в воде ярким блеском. Они уже заметили его.

– Что это там у тебя такое, Сарторис? Что это ты нашел?

Я хватаю перстень в клюв и вытаскиваю его из воды. От сияния становится больно глазам.