Цивилизация Просвещения - [95]

И все-таки Барнет — надежный свидетель того времени, когда в структуру знания вклинивается историческое измерение. Семнадцатый век, закончившийся в 1680 году, создал плоскую, описательную, строгую и точную минералогию. Прежде всего — благодаря Роберту Гуку (1635–1703), который «использовал микроскоп для изучения крошечных ископаемых животных» (Р. Фюрон). Его «Микрография» (1665) — бесстрастный шедевр скрупулезных, разумно организованных наблюдений. При этом Гук, сопоставлявший строение ископаемых отпечатков со строением известных растений и животных, может даже считаться одним из далеких невольных предшественников трансформизма. В изданном одновременно с первыми работами Гука монументальном «Mundus subterraneus» («Подземном мире») преподобного Атанасиуса Кирхера (1601–1680) множество сведений, почерпнутых из многолетнего опыта немецких шахтеров, сочетается с толикой теллурического романтизма германской Европы. Так было в прошлом.

Этой описательной стратиграфии приходит конец. Наступает 1680 год. Ученые переходят к изучению истории Земли. Первоначально этот переход сопровождается религиозными спорами. Барнет, естественно, открывает шеренгу тех, кого Гюйено именует потоповедами. Потоповеды, естественно, были детьми британского Bible Kingdom. Вслед за Барнетом Джон Вудворд в 1702 году издал свою «Историю Земли», содержащую сколь остроумную, столь и шаткую теорию всеобщего разжижения. Потоп полностью растворил земную кору, и перемешавшееся вещество впоследствии осело в виде концентрических слоев: «Я говорю, что во время потопа, когда раковины свободно плавали в воде вместе с песком и материей, разложившейся на составные части… эта растворенная материя, проникая в раковины, заполнила их: они же придали этой проникшей в них материи свою форму, послужили для нее изложницами и матрицами». Далее многие страницы посвящены раковинам времен потопа, защищенным от воды своей плотной волокнистой структурой. Введение исторического измерения на первых порах привело к регрессу. Вслед за Вудвордом — Уистон (1708). Потоп получает точную дату: 24 ноября 2349 года до P. X. Земля в течение двух часов находилась внутри хвоста кометы (не забудем о потрясении, связанном с кометой), состоящего из паров, следствием чего стали невиданные ливни (et cataractae coeli apertae sunt — «окна небесные отворились» — поясняет Библия). «Под влиянием притяжения, вызванного кометой [книга Уистона вышла через двадцать два года после Ньютоновых «Принципов…»], жидкость, заключенная в великой бездне, взволновавшаяся от неистовых сотрясений, прорвала земную кору и распространилась по поверхности земного шара (et rupti sunt fontes abyssi — „разверзлись все источники великой бездны”)». Все эти воды должны были ослабить Землю. С тех пор жизнь людей и зверей тоже стала короче, Земля в тысячу раз менее населена и в тысячу раз менее плодородна… Критика Бюффона осталась неуслышанной. За Уистоном последовал швейцарец Иоганн Шойцхцер. Все потоповеды были жителями протестантской части Европы, где смятение оказалось наиболее сильным.

Поскольку нет ничего более трудного для применения, чем историческое измерение в начальную пору науки, XVIII век вскоре вновь обращается к сбору материала. Сотни скромных кабинетных коллекционеров уставляют полки окаменелостями. Время от времени происходит обмен мнениями. В 1708 году Николас Ланге из Люцерна издает в Венеции свое сочинение «От грубого наблюдения к наблюдению целенаправленному»; а вот в 1718 году, безобидное замечание Антуана де Жюссьё (1686–1758) о камнях из окрестностей «Сен-Шомонта» (Сен-Шамон в Лионе). Там можно было увидеть почти все иноземные растения, похожие на те, что попадаются на каждом шагу в Америке, в Вест- и Ост-Ин-дии. Итак, Жюссьё находился в шаге от создания истории климата? Нет. А между тем его не ограничивал никакой конкордизм. Разве что здравый смысл. Любое наблюдение на протяжении человеческой жизни по-прежнему служило свидетельством незыблемого закона: «Что было, то и будет… И нет ничего нового под солнцем». Трансформизм требует изменения всего образа мышления. Он предполагает, что вследствие прогресса в окружающем мире произойдет изменение, доступное человеческому взгляду. Жюссьё прибег к логическому выверту, необычному для нас. Для нас время влечет за собой перемены. Для Жюссьё изменение не являлось следствием эволюции, оно влекло за собой катастрофу. Возможно, потому, что тогда, в начале XVIII века, окружающий мир еще давал куда больше примеров катастрофических разрывов, чем постепенной эволюции. «Что до самих этих растений, они произрастали очень далеко, в Индии» (где они есть, а значит, и были… Смотрите Экклезиаста); из Индии они попали в Сен-Шамон под влиянием «чудесных и неожиданных перемен». Как? Море вырвало их и перенесло до самой Европы, чтобы «оставить в таких местах, где воды было уже совсем мало, и она могла испариться».

Чтобы подорвать основы креационизма, потребовалось немало катаклизмов, целый век постепенного наступления историзма, влияние социальной структуры и окружающего мира, в котором благодаря прогрессу, совершавшему свою практическую работу, изменчивость вещей, существ и структур мало-помалу сделалась достоянием повседневного человеческого опыта, тем, что испытывалось в течение одной Человеческой жизни, статистически ставшей дольше на десять лет. Чтобы понять логический выверт Жюссьё, необходимо вернуться к старому доброму здравому смыслу традиционного общества. При этом нет нужды обращаться к библейскому конкордизму. Или тогда уж придется зачислить в ряды христианских конкордистов самого Вольтера. В одном из писем 1746 года, в статье «Раковина» своего «Словаря» он выпустил немало стрел в нарождающуюся палеонтологию: окаменелые рыбы? — редкие рыбы, которых римляне выбросили, не съев, потому что они оказались несвежими; раковины? — их принесли паломники из Сирии во время крестовых походов, и т. д. Вольтер отказывался видеть окаменелости, его чувственное восприятие бунтовало — даже перед нагромождением прибрежных скал в Турени. Впоследствии Бюффон заключил: «Может ли быть, чтобы столь просвещенные люди, претендующие даже на звание философа, до сих пор имели столь ложное представление об этом вопросе?»