Цитадель - [165]
Конрад прошелся вокруг разгромленного костра.
— Честно сказать, я и сам не знаю, для чего вы мне здесь.
Лицо госпожи Жильсон осветилось.
— Так я могу ехать?
— Я даже дам вам провожатых.
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ. ВСТРЕЧА ВЛЮБЛЕННЫХ
— Кто это? — спросил Рено.
— Похоже, что сам Саладин, — ответил Филомен, всматриваясь в бурлящую перед стенами замка толпу всадников.
— Очень любезно с его стороны, он верно прибыл затем, чтобы извиниться за вызывающее поведение своего племянника, — пошутил граф, но никто из стоящих рядом не поддержал его расположения шутить.
Со всех разом слетел многодневный хмель, когда они поняли, что именно их ожидает. У Саладина было по крайней мере впятеро больше сил, да к тому же, к нему могли в любой момент подойти подкрепления.
Назорейским рыцарям помощи ждать было неоткуда, они слишком хорошо это знали.
В замке поднялась суета, грозившая в любой момент перейти в панику. О том, чтобы сопротивляться, не могло быть и речи. Если бы султану пришло в голову атаковать укрепления замка сходу, он не встретил бы никакого организованного сопротивления. Рено попытался навести порядок, но ни уговоры, ни угрозы, ни выбитые зубы — ничто не могло привести в воинственное состояние духа его похмельное войско. Оказывается вешать беззащитных поселян и нападать на караваны — это одно, а встретиться в честном бою с сарацинской гвардией, — это совсем другое. Единственное чего удалось добиться Рено Шатильонскому от своих людей, это чтобы они не кинулись спасаться бегством из замка. Он сумел втолковать им, что это наиболее верный путь в могилу, ибо люди Саладина легко обнаружат их и переловят, потому что лошади у них порезвее. В конце концов, кое-кого удалось даже загнать на стены, чтобы стоя на них, они демонстрировали врагу, что замок все же как-то охраняется.
Два десятка человек он лично погнал к пролому, имевшемуся в задней части замка, оставляя беззащитным весь нижний уровень укреплений. Пока люди Саладина не разузнали о нем, его следовало хоть как-то заделать.
— Вы что же, все-таки намерены драться! — тревожно спросил отец Савари.
— Нет, я намерен торговаться и для этого укрепляю прилавок.
— Как вы можете шутить в таком положении?!
Рено, в ответ на эти причитания, пообещал госпитальеру, что если тот не перестанет к нему приставать с нелепыми разговорами, то он прикажет пролом в стене заткнуть его жирным телом. Отец Савари понял, что граф выражается отнюдь не фигурально и ретировался. Собрал пятерых своих слуг и велел им быть наготове. Очень может статься, что им придется покинуть этот сумасшедший замок внезапно. Слуги бурно выразили свое согласие с планами своего хозяина и обещали в деле бегства проявить максимум смелости и решительности.
Саладин встал лагерем в виду стен замка Шант. Стало понятно, что в ближайшие дни он не бросится в атаку, решив, очевидно, получше изучить обстановку. Это известие, вкупе с железными кулаками графа, несколько успокоило обстановку в замке. Когда человеку, готовившемуся умирать немедленно, сообщают, что смерть откладывается, у него появляется способность рассуждать, иногда даже здраво.
Дозорный, стоявший на башне, крикнул, что от сарацинского лагеря отделились три всадника и направляются к восточным воротам. Видимо парламентарии, это можно было предвидеть. Саладин не начнет штурма, пока будет опасаться за жизнь любимой сестры и дражайшего племянника.
Переговоры состоялись прямо во дворе, у самых ворот. Рено сам настоял на этом, он хотел, чтобы все слышали какие он выдвигает условия. Он заявил посланцам султана, что готов не защищать замок Шант, не держать в плену принцессу Замиру и благородного Али, взамен требуя одного, чтобы его людям была дана возможность покинуть замок живыми.
Присутствующие шумно выразили свое согласие с условиями вождя.
Посланец султана настаивал на другом варианте решения проблемы. Он предлагал прямо сейчас вернуть пленников, после чего предаться в руки султана для справедливого суда. Всем известно благородство и великодушие Саладина, и те, кто не запятнал свои руки кровью, а совесть лжесвидетельством, могут вне всякого сомнения рассчитывать на снисхождение.
— Не много ли нам предлагает султан Саладин в обмен на сестру и племянника? — ехидно спросил Рено.
Толпа, окружившая место переговоров, поддержала своего вождя криками не только громкими, но и воинственными. Они знали, что им следует бояться именно справедливого суда.
— Вы слышите? — обратился Рено к послу, — это наш общий ответ вашему господину. Если он все-таки решится на нас напасть, то мы сначала вывесим на стенах его родственников, а потом уж будем драться. Ничего другого нам не остается.
Лицо посла, высокого сухощавого старика, посерело, он не мог вернуться к Саладину с таким ответом.
— По местам! — скомандовал в этот момент Рено и крикливая масса полубандитов, из которых состоял гарнизон Шанта, неожиданно беспрекословно подчинилась команде. Это слаженное, множественное движение произвело большое впечатление на посла. Он сказал, по возвращении Саладину, что боеспособность людей Рено, пожалуй, очень велика. Это не просто разбойничья ватага, как можно было ожидать.
«Проклятие» — роман о последнем Великом магистре Ордена Тамплиеров Жаке де Молэ, о том, как он и его рыцари были подло оклеветаны и преданы сожжению как еретики, о коварном августейшем мерзавце — короле Франции Филиппе Красивом, который ради обогащения уничтожил Орден Храма Соломонова, но так и не воспользовался плодами своего коварства, о том, как Орден видимый превратился в Орден незримый.
Хроника жизни и приключений таинственного посланника истины, который в поисках утраченного имени встретил короля Франции Филиппа Красивого, мудрого суфия Хасана, по прозвищу «Добрая Ночь», великого магистра Ордена Соломонова храма Жака де Молэ, первую красавицу Флоренции Фьяметту Буондельвенто, принцессу убийц-ассасин Акису «Черную Молнию», гордого изгнанника мессера Данте Алигьери, хитрых торговцев и смелых рыцарей, хранивших тайны Ордена тамплиеров.
Роман о храбром и достославном рыцаре Гуго де Пейне, о его невосполненной любви к византийской принцессе Анне, и о его не менее прославленных друзьях — испанском маркизе Хуане де Монтемайоре Хорхе де Сетина, немецком графе Людвиге фон Зегенгейме, добром Бизоле де Сент-Омере, одноглазом Роже де Мондидье, бургундском бароне Андре де Монбаре, сербском князе Милане Гораджиче, английском графе Грее Норфолке и итальянце Виченцо Тропези; об ужасной секте убийц-ассасинов и заговоре Нарбоннских Старцев; о колдунах и ведьмах; о страшных тайнах иерусалимских подземелий; о легкомысленном короле Бодуэне; о многих славных битвах и доблестных рыцарских поединках; о несметных богатствах царя Соломона; а главное — о том, как рыцарь Гуго де Пейн и восемь его смелых друзей отправились в Святую Землю, чтобы создать могущественный Орден рыцарей Христа и Храма, или, иначе говоря, тамплиеров.
Роман о храбром и достославном рыцаре Лунелинке фон Зегенгейме; об императоре Священной Римской Империи — Генрихе IV, об императрице Адельгейде, чей светлый образ озарил темную и кровавую эпоху; о колдунах и ведьмах; о многих великих сражениях и мужественных поединках; о Первом крестовом походе и о взятии Святого Города Иерусалима; о герцоге Годфруа Буйонском и брате его, короле Бодуэне I; о смелых воинах Гуго Вермандуа и Боэмунде Норманне, а также об основании ордена Христа и Храма и о том, кто были первые тамплиеры.
«Древо Жизора» — роман о тамплиере Жане де Жизоре и великой тайне его родового поместья, об истории Ордена Тамплиеров в 12 веке, о еретиках-альбигойцах и их сатанинских обрядах, о Втором и Третьем крестовых походах, о достославном и достопамятном короле Ричарде Львиное Сердце и его распутной матере Элеоноре Аквитанской, о знаменитых французких трубадурах и о том, как крестоносцы потеряли Святую Землю.
Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.
Повесть о рыбаках и их детях из каракалпакского аула Тербенбеса. События, происходящие в повести, относятся к 1921 году, когда рыбаки Аральского моря по призыву В. И. Ленина вышли в море на лов рыбы для голодающих Поволжья, чтобы своим самоотверженным трудом и интернациональной солидарностью помочь русским рабочим и крестьянам спасти молодую Республику Советов. Автор повести Галым Сейтназаров — современный каракалпакский прозаик и поэт. Ленинская тема — одна из главных в его творчестве. Известность среди читателей получила его поэма о В.
Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.
В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.
Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.