Цитадель - [34]
В общем, она смотрела на мои листы, а не на меня.
Давайте сюда, сказала она.
Я дал. Она сунула их в сумочку и ушла, а на следующей неделе вернула мне их, по-прежнему не глядя, с прекрасными зелеными пометками на полях каждой страницы: Хорошо. — Тут сократить? — Подробнее! — Тяжеловато. — Лучше плавный переход. — Странно… — Напряжение растет, хорошо. — Так, еще!.. — Еще! — Отлично! — Да! — Очень, очень хорошо! Прямо как разговор в постели — ну или что-то близкое к тому. А ближе тут все равно не получится. Естественно, мне это страшно нравится. Собственный текст я потом никогда не перечитываю — зачем? Мне нужны только ее пометки, а единственный способ добыть их — это писать и писать, поэтому к каждому занятию я выкладываюсь, чтобы потом загрести целые россыпи таких да! и еще! Но я понимаю, что пустая болтовня тут не пройдет, и каждый раз стараюсь написать что-то стоящее.
Хочется взять ее за руку, иногда мне это даже снится. Я помню ощущение, когда ее рука лежала у меня на лбу, помню сухие прохладные пальцы. Если очень постараться, я и сейчас могу восстановить то ощущение, словно от ее пальцев на лбу у меня остался след. Когда Холли возвращает мои листы, я пытаюсь взять их так, чтобы коснуться ее хоть мизинцем, и тогда через пальцы я смогу почувствовать все ее тело — как было, когда ее рука лежала у меня на лбу. Но не получается. Наверно, взять ее за руку здесь — то же самое, что уложить в постель там, в нормальной жизни.
Медленно, чтобы обошлось без очередного захвата, я сползаю со своей койки, сажусь на корточки и начинаю собирать разлетевшиеся по полу листы. Одна страничка намокла (у нас подтекает бачок), и зеленые чернила Холли расплылись. Я промокаю разводы туалетной бумагой. Все это происходит около самой койки Дэвиса — а ее он всегда стережет как собака кость. Но сейчас он наблюдает за мной так, будто я фокусник и раскладываю перед ним свой реквизит.
Ничего себе, говорит он. И все это время, столько месяцев, ты притворялся, что тебе все по фигу?
Собрав все листы по порядку, я проверяю, все ли на месте. Сердце сжимается, потому что если номера не сойдутся, мне придется с этим что-то делать — прямо сейчас. Потом уже будет поздно.
Нет сорок пятой страницы, говорю я ему.
Дэвис меня словно не слышит, и я приближаюсь к самому его лицу. Где сорок пятая страница, Дэвис? Страница сорок пять? Она мне нужна.
Ничего себе, повторяет он.
Лицо у него как у влюбленного, он наклоняет свою зэковскую башку совсем по-щенячьи и смотрит на меня сияющими глазами.
Хватит на меня глазеть, говорю ему я. Потому что влюбленный Дэвис — это та еще картина.
Расслабься, говорит он. Сейчас соберем твоих призраков в нужном порядке, и все будет нормально.
Каких еще, к черту, призраков?
Ты мне только шарики не крути, говорит он, и я машинально повторяю про себя крутить шарики, но недостающая страница не дает мне покоя, и я не могу сосредоточиться на словах.
Я кладу все, что успел собрать, на свою койку и продолжаю искать сорок пятую страницу. В помещении два на три ей некуда деться, и я ползаю по полу и обшариваю углы: за унитазом, под раковиной, под окном. Нет там никаких призраков, говорю я Дэвису.
Ах нет. А кто там? Люди?
Я смотрю на него, не понимая. Какие люди?
Дэвис сдергивает стопку листов с моего матраса и трясет ими передо мной.
Вот эти люди, говорит он. Я их вижу, я их слышу. Я уже знаю их — но их тут нет. Их нет в этой камере, нет в этой секции. И в этой тюрьме их нет, и в этом городе, и в стране, и даже в этом мире, где мы. Они не тут, они где-то в другом месте.
Я думаю: если сейчас выпадет еще хоть одна страница, я зажму голову Дэвиса с боков и буду давить, пока она не треснет. Но вслух говорю: Да ладно. Это же только слова.
Дэвис подносит фонарь к своему подбородку и направляет луч вверх. Его потное лоснящееся лицо с такой подсветкой выглядит жутко, меня передергивает.
Брат, говорит он, это призраки. Они не живые и не мертвые. Что-то среднее.
Не могу больше смотреть на него снизу, стоя на карачках. Поднимаюсь и говорю: То же самое можно сказать о любой рассказанной истории.
Видишь, брат, теперь и ты запел мою песню.
Да откуда взялся этот «брат»? С каких пор мы с тобой братья?
Мы больше чем братья, говорит Дэвис. Мы одно целое.
Я понимаю, что это неслыханная честь. Он говорит: Сейчас я открою тебе одну тайну. Как брату. Покажу одну вещь, которую я держу тут, внизу.
Он наклоняется, задирает красно-белую клетчатую скатерть, свисающую из-под его матраса. Свет фонарика падает на его сокровища, и я успеваю их рассмотреть. Одноразовые стаканы. Пластмассовые вилки. Насадка для душа. Выжатые тюбики из-под горчицы. Газеты. Щеточка для ногтей, крышки от бутылок, аптечные резинки, полиэтиленовые пакеты, старая телефонная книга, банки из-под газировки. Похоже на хомячье гнездо — с той разницей, что у Дэвиса, в отличие от хомячка, рост под сто девяносто, лежа он выжимает сто шестьдесят кэгэ и за год с лишним сидения в камере свил себе такое гнездо, какое не снилось и тысяче хомячков. На верхушке гнезда — лист белой бумаги. Я выдергиваю его: номер сорок пять.
В голове у меня все сразу становится на места. Я вставляю сорок пятую страницу между сорок четвертой и сорок шестой, выравниваю стопку о свой матрас и засовываю поглубже под изголовье.
В центре романа история Анны Керриган, которая начинается, когда ее, двенадцатилетнюю, отец берет в гости. Анну тогда завораживает многое – и огромный дом с видом на море, и ощущение тайны, которой окутаны отношения ее отца и хозяина дома, мистера Стайлза. Пройдут годы, отец Анны таинственным образом исчезнет, а Анна снова встретится с мистером Стайлзом. И эта встреча перевернет ее жизнь. “Манхэттен-Бич” переносит нас в мир, где обитают гангстеры, моряки, водолазы и профсоюзные деятели. Причем в то время, конец тридцатых – начало сороковых, когда стремительно менялись жизнь и самоощущение людей, менялась Америка, менялся весь мир.
Дженнифер Иган — блестящая американская писательница и журналистка, давно и прочно завоевавшая любовь публики. Ее роман «Цитадель» стал национальным бестселлером, а книга «Время смеется последним» принесла автору мировую известность и самую престижную литературную награду США — Пулитцеровскую премию.Действие охватывает почти полстолетия, включая 20-е годы нынешнего века. Юность героев совпадает с зарождением панк-рока, и он навсегда входит в их жизнь, а для кого-то становится призванием. Сама книга построена как музыкальный альбом: две ее части так и называются — «Сторона А» и «Сторона Б», а у каждой из тринадцати самостоятельных глав, как у песен, своя тема.
История подростка Ромы, который ходит в обычную школу, живет, кажется, обычной жизнью: прогуливает уроки, забирает младшую сестренку из детского сада, влюбляется в новенькую одноклассницу… Однако у Ромы есть свои большие секреты, о которых никто не должен знать.
Эрик Стоун в 14 лет хладнокровно застрелил собственного отца. Но не стоит поспешно нарекать его монстром и психопатом, потому что у детей всегда есть причины для жестокости, даже если взрослые их не видят или не хотят видеть. У Эрика такая причина тоже была. Это история о «невидимых» детях — жертвах домашнего насилия. О детях, которые чаще всего молчат, потому что большинство из нас не желает слышать. Это история о разбитом детстве, осколки которого невозможно собрать, даже спустя много лет…
Строгая школьная дисциплина, райский остров в постапокалиптическом мире, представления о жизни после смерти, поезд, способный доставить вас в любую точку мира за считанные секунды, вполне безобидный с виду отбеливатель, сборник рассказов теряющей популярность писательницы — на самом деле всё это совсем не то, чем кажется на первый взгляд…
Книга Тимура Бикбулатова «Opus marginum» содержит тексты, дефинируемые как «метафорический нарратив». «Все, что натекстовано в этой сумбурной брошюрке, писалось кусками, рывками, без помарок и обдумывания. На пресс-конференциях в правительстве и научных библиотеках, в алкогольных притонах и наркоклиниках, на художественных вернисажах и в ночных вагонах электричек. Это не сборник и не альбом, это стенограмма стенаний без шумоподавления и корректуры. Чтобы было, чтобы не забыть, не потерять…».
В жизни шестнадцатилетнего Лео Борлока не было ничего интересного, пока он не встретил в школьной столовой новенькую. Девчонка оказалась со странностями. Она называет себя Старгерл, носит причудливые наряды, играет на гавайской гитаре, смеется, когда никто не шутит, танцует без музыки и повсюду таскает в сумке ручную крысу. Лео оказался в безвыходной ситуации – эта необычная девчонка перевернет с ног на голову его ничем не примечательную жизнь и создаст кучу проблем. Конечно же, он не собирался с ней дружить.
У Иззи О`Нилл нет родителей, дорогой одежды, денег на колледж… Зато есть любимая бабушка, двое лучших друзей и непревзойденное чувство юмора. Что еще нужно для счастья? Стать сценаристом! Отправляя свою работу на конкурс молодых писателей, Иззи даже не догадывается, что в скором времени одноклассники превратят ее жизнь в плохое шоу из-за откровенных фотографий, которые сначала разлетятся по школе, а потом и по всей стране. Иззи не сдается: юмор выручает и здесь. Но с каждым днем ситуация усугубляется.
Американка Мадлен Миллер, филолог-классик и шекспировед, стала известна читателям всего мира благодаря своему дебютному роману “Песнь Ахилла”. “Цирцея” тоже уходит корнями в гомеровский эпос и так же завораживает неожиданной реконструкцией личной истории внутри мифа. Дочь титана Гелиоса, самого солнца, Цирцея растет в чертогах отца одинокой и нелюбимой. Божественное могущество ей недоступно, но когда дает о себе знать ее непонятный и опасный дар, боги и титаны отправляют новоявленную колдунью в изгнание на необитаемый остров.
Популярная французская писательница Кристин Фере-Флери, лауреат престижных премий, начала печататься в 1996 году и за двадцать лет выпустила около полусотни книг для взрослых и для детей. Ее роман “Девушка, которая читала в метро”, едва выйдя из печати, стал сенсацией на Лондонской книжной ярмарке 2017 года, и права на перевод купили сразу семь стран. Одинокая мечтательница Жюльетта каждый день по утрам читает в метро и разглядывает своих читающих попутчиков. Однажды она решает отправиться на работу другой дорогой.
Кто из нас не зачитывался в юном возрасте мифами Древней Греции? Кому не хотелось заглянуть за жесткие рамки жанра, подойти поближе к античному миру, познакомиться с богами и героями, разобраться в их мотивах, подчас непостижимых? Неудивительно, что дебютный роман Мадлен Миллер мгновенно завоевал сердца читателей. На страницах «Песни Ахилла» рассказывает свою историю один из самых интересных персонажей «Илиады» – Патрокл, спутник несравненного Ахилла. Робкий, невзрачный царевич, нечаянно убив сверстника, отправляется в изгнание ко двору Пелея, где находит лучшего друга и любовь на всю жизнь.
«Счастливые люди читают книжки и пьют кофе» — роман со счастливой судьбой. Успех сопутствовал ему с первой минуты. Тридцатилетняя француженка Аньес Мартен-Люган опубликовала его в интернете, на сайте Amazon.fr. Через несколько дней он оказался лидером продаж и очень скоро вызвал интерес крупного парижского издательства «Мишель Лафон». С момента выхода книги в июле 2013 года читательский интерес к ней неуклонно растет, давно разошелся полумиллионный тираж, а права на перевод купили 18 стран.Потеряв в автомобильной катастрофе мужа и маленькую дочку, Диана полностью утратила интерес к существованию.