Циолковский - [4]
Я понял все это так: после смерти конец всем нашим мукам, т. е. то, что я доказывал в Монизме (трактат „Монизм Вселенной“. — В. Д.). Таким образом, говоря высоким слогом, само небо подтвердило мои предположения, в сущности, это — облака. Но какие силы придали им форму, имеющую определенный и подходящий смысл! В течение 70 лет я ни разу не страдал галлюцинациями, вина никогда не пил и возбуждающих средств никогда не принимал (даже не курил).
Проекционный фонарь не мог дать этих изображений при ярком дневном свете, притом, при большом расстоянии, эти изображения были бы не видны и искажены, так же и дымовые фигуры (производимые с аэроплана). Если бы кто захотел подшутить надо мной, то написал бы по-русски „Рай“. По-латыни тоже было бы написано „Ray“, а не „чАу“, как я видел, — почему-то с заглавной печатной буквой посередине и прописными по краям.
Когда я вернулся на балкон, слова уже не было. Моя комната — во втором этаже, и позвать я никого не успел, тем более что видел вначале тут только курьез, так как прочел по-русски бессмыслицу „чАу“… „Ray“ по-английски означает луч и скат и читается: „рай“. Можно подумать, хотя и натянуто, что закат (скат) жизни (смерть) дает свет (луч) познания (…)».
Вообще-то Циолковский находился в постоянном контакте с неведомыми разумными силами Вселенной. Писатель Виктор Шкловский, несколько раз встречавшийся со знаменитым старцем и специально для этого приезжавший в Калугу, записал по горячим следам следующий разговор:
«Вечер. Циолковский меня спросил:
— Вы разговариваете с ангелами?
— Нет, — ответил я тихо в (слуховую. — В. Д.) трубку.
— По строению головы могли бы разговаривать.
— А вы? — спросил я.
— Я постоянно разговариваю.
Я не испугался, поняв, что ангел — вдохновение (…)».
Писатель Шкловский (обладавший, напомним, непропорционально большим и бритым наголо «марсианским» черепом) не испугался откровений старца. Других брала оторопь. Некоторые вообще пожимали плечами: чудит, дескать, дед — пора к психиатру обращаться. А то, что он там ещё и понаписал, — так это вообще лучше спрятать подальше. Циолковский же считал ангелов всего лишь высшими разумными существами, более совершенными, чем люди. Согласно его концепции, люди в будущем и в результате космоантропогенной эволюции как раз и должны превратиться в ангелов. «Человек тоже преобразится, — писал он в начале XX века, — и старого, грешного человека, живодера и убийцы, уже не будет на земле. Будет его потомок совершенный ангелоподобный».
Но как же в таком случае наука? техника? дирижабль? ракеты? межпланетные сообщения? полеты в Космос? Одно другому не мешает. Точнее — одно тесно увязывается с другим и невозможно одно без другого. Только вот закономерности этого воистину космопланетарного симбиоза никем до сих пор не разгаданы. Тоже ведь научная проблема, а не только эзотерическая! Безусловно, ракета на первом месте, но ведь и она, как говорил Циолковский в беседе с Чижевским, не самоцель:
«Многие думают, что я хлопочу о ракете и беспокоюсь о её судьбе из-за самой ракеты. Это было бы грубейшей ошибкой. Ракеты для меня — только способ, только метод проникновения в глубину Космоса, но отнюдь не самоцель (…). Недоросшие до такого понимания вещёй люди говорят о том, чего в действительности не существует, что делает меня каким-то однобоким техником, а не мыслителем» (выделено мной. — В. Д.).
Циолковский как в воду глядел: в подавляющем большинстве биографий он представлен именно как «однобокий техник», а не мыслитель мирового масштаба, коим он себя осознавал с ранних пор. Сызмальства, так сказать, он всеми фибрами души ощущал свое нетривиальное предназначение и был уверен в собственной гениальности. В юношеские годы не побоялся письменно известить девушку, в которую влюбился: «Я такой великий человек, которого ещё не было и не будет». Две принципиально важные и рубежные работы его (к ним ещё предстоит обратиться) посвящены проблеме собственной гениальности — «Горе и гений» (1916) и «Гений среди людей» (1918). Несмотря на скудность материальных средств и напряженность социальной обстановки (империалистическая и Гражданская война), он сделал всё, чтобы опубликовать их отдельными брошюрами за собственный счет.
Он всегда был беспощаден к себе — черта, свойственная большинству гениальных людей, — но обнажал душу только перед самим собой, скрывая от посторонних муку и боль. За внешней невозмутимостью старца с проницательным взглядом, похожего на библейского пророка, каким представляется Циолковский по поздним фотографиям, скрывался водоворот необузданных и неудовлетворенных страстей. Сам он так писал о себе:
«Характер у меня вообще, с самого детства, скверный, горячий, несдержанный. А тут глухота, бедность, унижение, сердечная неудовлетворенность и вместе с тем пылкое, страстное до безумия стремление к истине, к науке, к благу человечества, стремление быть полезным (…)».
«Сердечная неудовлетворенность» — это особая глава в биографии великого человека. Вопреки расхожему мнению, он был пылким, влюбчивым, метался между постоянным влечением к красивым женщинам и чувством долга перед женой и семьей. Впрочем, раздвоенность души и метания духа приносили не только страдания, они являлись стимулом для новых творческих исканий:
Сокровенные предания о захороненных кладах и самоцветах, горящих колдовским огнем, сказы о Даниле-мастере и Хозяйке Медной горы — влекущей, обольстительной, щедрой, но в то же время смертельно опасной… Быть может, все это — лишь вымысел талантливого сказочника Павла Бажова? Автор этой книги, Валерий Никитич Демин, убежден в обратном: легенды Урала — бесценное наследие земли Русской — уходят корнями в глубочайшую, гиперборейскую древность. Книга, обнаруженная в архиве писателя и философа, публикуется впервые.
Книга доктора философских наук В. Н.Демина (1942–2006) посвящена одной из знаковых фигур Серебряного века – Андрею Белому (1880–1934). Оригинальный поэт, прозаик, критик, мемуарист, он вошел в когорту выдающихся деятелей русской культуры и литературы ХХ века. Заметный след оставил Андрей Белый и в истории отечественной философии как пропагандист космистского мировоззрения, теоретик символизма и приверженец антропософского учения. Его жизнь была насыщена драматическими коллизиями. Ему довелось испытать всеобщее поклонение и целенаправленную травлю, головокружительные космические видения и возвышенную любовь к пяти Музам, вдохновлявшим его на творческие свершения.
Книга посвящена неразгаданным тайнам русской истории и предыстории, ее языческой культуре и традициям. Внимание авторов сосредотачивается на сердце России – Русском Междуречье. Последнее понимается не в узкогеографическом, а в более широком смысле – как территория России, связанная с Восточно-Европейской (Русской) тектонической плитой. Впервые вводится в научный оборот уникальный материал, собранный в приокском регионе, ранее известный только в устной традиции и доступный лишь посвященным. В приложении дается материал по русскому язычеству знаменитого русского историка И.Е.Забелина, не потерявший своей актуальности по сей день.
Автор на богатейшем научном, историческом и экспедиционном материале обосовывает концепцию полярного происхождения человечества и существования в доисторические времена на территории Русского Севера (а также других северных регионов) — в иных, нежели теперь, климатических условиях — обширного материка (или архипелага) — Арктиды, получившего у античных авторов название Гиперборея. Память о социальной формации, утвердившейся и процветавшей в те давние времена, сохранилась у народов Земли под названием Золотого века.Автор опирается на обширный и во многом уникальный материал исторического, фольклорного, этнографического, археологического содержания, в том числе — и на результаты двухлетних изысканий на Кольском полуострове в ходе проведенных экспедиций «Гиперборея-97 и 98».
Представить Россию без Севера — все равно, что Землю без Солнца. Русский человек (да и любой россиянин тоже) — ничто без своей северной составляющей. Показать это и доказать — основная задача настоящей книги доктора философских наук В.Н. Лёмина. На базе обширного и разностороннего научного материала в книге обосновывается полярная концепция происхождения человеческой цивилизации. В беллетризированной форме рассказывается о попытка различных сил использовать гиперборейское наследство как и в благих, так и в злокозненных целях.
В книге доктора философских наук Валерия Никитича Демина на основе летописных и иных исторических источников прослеживается становление России и населявших ее народов, начиная с древнейших времен и вплоть до эпохи Петровских преобразований. По многим вопросам автор высказывает оригинальные научные суждения, во многом не совпадающие с общепризнанными.
В тринадцать лет Макс Вебер штудирует труды Макиавелли и Лютера, в двадцать девять — уже профессор. В какие-то моменты он проявляет себя как рьяный националист, но в то же время с интересом знакомится с «американским образом жизни». Макс Вебер (1864-1920) — это не только один из самых влиятельных мыслителей модерна, но и невероятно яркая, противоречивая фигура духовной жизни Германии конца XIX — начала XX веков. Он страдает типичной для своей эпохи «нервной болезнью», работает как одержимый, но ни одну книгу не дописывает до конца.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
«Я вхожу в зал с прекрасной донной Игнасией, мы делаем там несколько туров, мы встречаем всюду стражу из солдат с примкнутыми к ружьям штыками, которые везде прогуливаются медленными шагами, чтобы быть готовыми задержать тех, кто нарушает мир ссорами. Мы танцуем до десяти часов менуэты и контрдансы, затем идем ужинать, сохраняя оба молчание, она – чтобы не внушить мне, быть может, желание отнестись к ней неуважительно, я – потому что, очень плохо говоря по-испански, не знаю, что ей сказать. После ужина я иду в ложу, где должен повидаться с Пишоной, и вижу там только незнакомые маски.
«В десять часов утра, освеженный приятным чувством, что снова оказался в этом Париже, таком несовершенном, но таком пленительном, так что ни один другой город в мире не может соперничать с ним в праве называться Городом, я отправился к моей дорогой м-м д’Юрфэ, которая встретила меня с распростертыми объятиями. Она мне сказала, что молодой д’Аранда чувствует себя хорошо, и что если я хочу, она пригласит его обедать с нами завтра. Я сказал, что мне это будет приятно, затем заверил ее, что операция, в результате которой она должна возродиться в облике мужчины, будет осуществлена тот час же, как Керилинт, один из трех повелителей розенкрейцеров, выйдет из подземелий инквизиции Лиссабона…».
«Я увидел на холме в пятидесяти шагах от меня пастуха, сопровождавшего стадо из десяти-двенадцати овец, и обратился к нему, чтобы узнать интересующие меня сведения. Я спросил у него, как называется эта деревня, и он ответил, что я нахожусь в Валь-де-Пьядене, что меня удивило из-за длины пути, который я проделал. Я спроси, как зовут хозяев пяти-шести домов, видневшихся вблизи, и обнаружил, что все те, кого он мне назвал, мне знакомы, но я не могу к ним зайти, чтобы не навлечь на них своим появлением неприятности.
«Что касается причины предписания моему дорогому соучастнику покинуть пределы Республики, это не была игра, потому что Государственные инквизиторы располагали множеством средств, когда хотели полностью очистить государство от игроков. Причина его изгнания, однако, была другая, и чрезвычайная.Знатный венецианец из семьи Гритти по прозвищу Сгомбро (Макрель) влюбился в этого человека противоестественным образом и тот, то ли ради смеха, то ли по склонности, не был к нему жесток. Великий вред состоял в том, что эта монструозная любовь проявлялась публично.