Цифровой журнал «Компьютерра» 2014 № 17 (222) - [2]

Часть изменений-аугментов, предсказываемых доктором Карри, однозначно проходит по ведомству информационных технологий: это будет дополнительная память и вживлённые или сформированные в организме органы для использования в реальном времени информационных баз данных, аналог нейрошунта из «Песен Гипериона» Дэна Симмонса. Именно они-то и будут ответственны за повышения интеллекта «избранной» части человечества.

Ну а тем, кому не посчастливиться родиться с «золотой ложечкой» во рту, предстоит неважное будущее. Генетические нарушения накапливаются из поколения в поколение. Естественный их фильтр — младенческую и детскую смертность — социальная медицина на планете отключила, оставив разве что в самых бедных странах. И мало приспособленные к полноценной работе граждане нынче — благодаря той или иной форме социального государства — с голода не умрут, даже дадут потомство. (Вот, только что местный губернатор объявил о повышении пособий на детей…)  

И дальше так будет. Но спариваться и производить потомство богатые и здоровые станут в своей среде, а бедные и больные — в своей. С легко предсказуемыми для каждого собаковладельца последствиями — которые проявятся во всей своей красе где-то к 3000 году от Рождества… ой нет, лучше напишу просто — 3000 году н. э. А дальше — дальше проявятся эффекты «демографического сжатия». И богатых, и бедные получат ограниченные возможности для выбора приемлемых партнёров для спаривания. И процесс разделения рода человеческого на две различные ветви пойдёт все быстрее и быстрее. Зафиксировавшись в 100000 году на уровне генотипов.

>Такими представляет Оливер Карри человеческие виды будущего.

Правда, специалист по биологии и генетики из Университета Вита-Салюте в Милане доктор Эдоардо Бончинелли в статье «L’umanità divisa tra belli e brutti (forse soltanto tra centomila anni)» сомневается в том, что прогноз Оливера Карри сбудется. Он считает (Италия страна изрядно социалистическая; тамошние читатели подтвердят), что в прошлом оснований для разделения между богатыми и бедными по генотипу было больше, но этого все же не произошло… Так что подтвердить гипотезу может только опыт!

Ну а мы отметим, что биологические альтернативы «компьютерному» будущему человечества (понимая под ним перенос сознания в «кремний», распространение искусственного интеллекта и робототехники) выглядят не слишком привлекательными, заставляя вспомнить о безысходном садизме эволюции.

К оглавлению

О пользе агитации и пропаганды Василий Щепетнёв

Опубликовано 23 апреля 2014

Нет, в самом деле, разве можно тосковать сегодня по отсутствию единого политдня, еженедельника «За рубежом» в советском варианте и политинформаций в родном коллективе по вторникам и пятницам? По международным обозревателям того же советского разлива — прямолинейном Жукове, всезнающем Зорине, интеллектуальном Каверзневе и добродушном Бовине? По редакторским статьям «Правды» и «Известий»? По коллективным письмам трудящихся на тему «Позор отщепенцам»?

А вот и можно!

Говорят, что агитация и пропаганда отучают человека анализировать явления, критически их оценивать, заставляя принимать сказанное безоговорочно. Я же считаю, что всё наоборот: агитация и пропаганда дают толчок развитию мыслительных способностей, направленных на анализ и синтез происходящего. Для людей цельных, крепких и телом, и душой, единые политдни и редакционные статьи задавали ориентиры: дружно и с песней идти в направлении индустриализации, интенсификации и пятилетки качества. Отчего бы и не пойти? и не спеть что-нибудь бодрое по дороге? Сегодня коллективное пение становится пережитком, а прежде чуть что — и «Хас-Булат удалой, бедна сакля твоя». Или «А я иду, шагаю по Москве». Или «Шумел камыш», наконец. 

Для людей же надломленных, с червоточинкой, с загибами агитпроп представлял выбор: либо укрепиться, выпрямиться и влиться в широкие ряды, либо изощрять ум, разбираясь в софизмах и парадоксах современной эпохи, на тотальную пропаганду отвечая индивидуальной контрпропагандой. А для контрпропаганды требовались и навыки, и знания. Вот и вникали в суть позитивизма, с голоса знакомились с Алдановым или Войновичем, а кому выпадет — разглядывали альбомы Сальвадора Дали. Пользы с этого ни на грош, а всё же веселее как-то. Потом, уже развив навыки анализа и синтеза, возвращались и к обозревателям, и к политинформациям, и к классикам марксизма-ленинизма — и находили в них массу интереснейших сведений.

Любая агитация, любая пропаганда есть поток, вращающий турбину, а вращается она вхолостую или вырабатывает электроэнергию, зависит от конструкции и самоконструкции. Ничего не предопределено, всякий сам определяется, с кем он. И результаты порой получаются весьма неожиданные. Была бы информация. 

Конечно, агитпроп информацию фильтрует и ретуширует. Что-то убавит, о чём-то вовсе умолчит, а бывает, и присочинит малость. Или даже не малость. Но агитация, вчера казавшаяся верной и правильной, сегодня вдруг становится вредоносной и опасной. Классический пример: антигитлеровская пропаганда в СССР, характерная для середины тридцатых годов, после подписания «Договора о ненападении между Германией и Советским Союзом» моментально прекратилась. Словно утопили всех противников фашизма, только отдельные «буль-буль» и слышатся. Некоторые антигитлеровские романы убрали с полок библиотек. Никаких карикатур на Гитлера в газетах. Агитация перенаправлена на английских и французских империалистов, воюющих ради своекорыстных интересов эксплуататорских классов. Двадцать второго июня сорок первого года всё опять меняется, гитлеровцы становятся агрессорами, англичане — какими-никакими, а союзниками. Шпанов вновь появляется на полках библиотек (не залёживаясь: «Тайну профессора Бураго» рвут из рук). И перечитавшему пропагандистские журналы за тридцать восьмой, сороковой и сорок второй годы становилось понятно: в политике нет постоянства, вчерашний друг сегодня становится смертельным врагом. Отсюда нетрудно было предсказать, что и англичане с американцами, в свою очередь, тоже станут врагами. А затем и с Югославией, и с братским Китаем горшок об горшок — и разбежимся. Если бы я знал, кто сегодня считается друзьями России, то мог бы угадать, кем их будут называть завтра.