Цифровой журнал «Компьютерра» 2012 № 52 (152) - [6]
Так что, уважаемые альты, не жалуйтесь, что вас банят на форумах, а радуйтесь этому. Мы своими руками создаём вам ореолы мучеников. Подлинная ценность ваших трудов станет ясна, когда они будут беспрепятственно выставлены на всеобщее обозрение. И всем станет очевидно, что за всеми этими эфирами, органическими космологиями и прочими монооксидами дигидрогена прячется всем известная прозрачная жидкость без цвета, вкуса и запаха.
Василий Щепетнёв: Разделённый Обломов
Василий Щепетнев
Опубликовано 18 декабря 2012 года
Есть у меня часы. Карманные, на цепочке. Циферблат украшен изображением летящих самолётов «привет Мальчишу!» и словом «Командирские».
Командирские часы — краса и гордость отечественной промышленности. Как и автоматы Калашникова. Хорошие, верные и недорогие. Да и судьбы их схожи. Но стоит заглянуть в мои часы с обратной стороны — ох и ах. Батареечка, электромеханика и коротенькое слово «China», различимое в увеличительное стекло.
Украли форму, подменили содержание и подсунули нашему брату: берите, вы этого достойны. Привычное, в общем-то, действие. Вековое. И что мне остаётся? Стараться впредь рассматривать предмет со всех сторон, вникать в суть, и желательно ещё до уплаты денег.
Из-за украденной формы и подменённого содержания страдаю не я один. Я один не очень-то и страдаю, кстати: часы время показывают сносно, а что в разведку с ними я не пойду, так я и без них в разведку уже не пойду. Нужды нет ходить: смотри по сторонам, вот тебе и разведка.
Поскольку вокруг территория если и не вражеская, то и не до конца своя. Не уверен, что даже до середины своя. Шпионы, диверсанты, изменники, агенты влияния всевозможных тёмных сил под каждым кустом. Вот часы и напоминают: бди! Но вернусь к страданиям: от кражи форм и подмены содержания обворованными считают себя гиганты мысли. Судятся. Samsung и Apple, например. Но где я, а где Apple? Потому расскажу лучше об Иване Александровиче Гончарове.
В одном человеке живут и две, и три личности, порой больше, но если их, личностей, много, они получаются довольно мелкими: выигрываешь в числе, проигрываешь в размере. А вот две — в самый раз. Джекил и Хайд Стивенсона. Обломов и Штольц Гончарова.
Посмотришь на портрет Гончарова кисти Крамского (завидую москвичам — ходи в Третьяковку хоть каждый выходной), и первое впечатление — Обломов, чистый Обломов. А подольше постоишь у картины, особенно в глаза заглянешь — и увидишь: э, нет, вряд ли. Не Обломов. Штольц, стальной закалённый Штольц.
Иван Александрович и хотел бы в иную минуту уподобиться Обломову, да не получалось. Не было у него родовой Обломовки. Ни земли, ни крепостных. Отец его имел свечной заводик, правда, не в Самаре, а в Симбирске, но, судя по всему, заводик не потрясал. Хотя в биографиях и пишут об отце Обломова как о зажиточном купце, но трудно не заметить, что Александр Иванович был купцом всего лишь третьей гильдии. Гильдия эта была наиболее многочисленной и наименее состоятельной, повседневные хлопоты забирали всю жизнь её членов (отец Чехова, Павел Егорович, в годы расцвета состоял во второй гильдии).
К тому же Александр Иванович умер, когда сыну было лишь семь лет. Биографию приходилось создавать самому. С десяти до восемнадцати лет — учёба в Московском Императорском коммерческом училище, между прочим с преподаванием английского, немецкого, французского и латинского языков, алгебры, физики, общей и коммерческой статистики, бухгалтерии, товароведения и множества других весьма полезных наук. Крепко учили, серьёзно, не по-обломовски.
Однако Гончаров полного курса не завершил. В девятнадцать лет он поступил в Московский университет на словесный факультет — кульбит, достойный Обломова, если бы Обломов в принципе был способен на кульбиты. По окончании университета послужил секретарём симбирского губернатора, но быстро понял, что провинция ему тесна. Понимают подобное многие, а вот на действие решаются не все. Гончаров решился — и тут же отправился в Санкт-Петербург, где устроился в департамент внешней торговли министерства финансов переводчиком. Служба для мелких чинов — штука непростая: работы много, жалование небольшое, перспективы сомнительны. Но Иван Александрович не унывал, работал бодро, и чины потихоньку, но шли: образованные переводчики со знанием коммерции ценятся.
В часы досуга Гончаров пробовал писать. Сначала небольшие вещицы для рукописных альманахов, но в тридцать три года он пишет свой первый роман «Обыкновенная история».
Роман публикуют в «Современнике» Некрасова. Я как-то упоминал, как провёл Некрасов Льва Толстого, напечатав «Детство» безгонорарно, объясняя это тем, что дебютные произведения принято брать даром, платой является сам факт попадания на страницы журнала. С Гончаровым подобное не прошло: тот отдал рукопись не прежде, чем сговорился о цене, двести рублей за лист.
Штольц! Год спустя после журнальной публикации «Обыкновенная история» выходит отдельным изданием, что свидетельствует о несомненном успехе романа. В журналах появляются мелкие вещи, написанные прежде. А вот нового мало. В сорок девятом году тот же «Современник» в приложении напечатал «Сон Обломова», маленький кусочек будущего шедевра. Но роман подвигался туго и, если бы писался прямолинейно и равномерно, за день выходило бы едва ли одно предложение. Так писать мог только Обломов. Впрочем, у него было оправдание: Штольц не давал.
