Чья-то любимая - [9]

Ни Пит, ни Анна не были в такой хорошей форме, как Джилл, которая с самого своего приезда в Лос-Анджелес не занималась ничем другим, кроме работы. Эти же двое находились в состоянии ожидания очень давно. А с людьми такого рода никогда ничего нельзя знать наверняка. По крайней мере, до того самого момента, когда начнет работать камера.

Бо Бриммер, при всем его быстром уме, никогда бы не стал их снимать в своем фильме. Бо в таких делах был новичок – он все еще работал, придерживаясь каких-то концепций. Старина Аарон был другим. Люди – и, разумеется, пресса – любили называть его старой лисой, что с их стороны было до абсурдного деликатно. Этот страдающий одышкой, вечно сердитый и вредный старик, у которого была самая длинная и, насколько мне известно, самая сильная челюсть во всей Америке, никогда не был лисой. Он был старым волчищем. С высоты своего освещенного прожекторами логова, расположенного над Мульхоллендским проездом, он все время взирал вниз на город, который впервые узнал еще в 1912 году. Мне нравится думать, будто старый Аарон находится там и поныне – на этих не модных теперь холмах, возвышающихся над Голливудским шоссе. Будто бы его взору открывается весь город. Дом Аарона находился на самой высокой точке холмов, откуда был прекрасный вид и на Бассейн и на Долину.

У Аарона была такая длинная челюсть, что если вы стояли к нему слишком близко и он вдруг к вам поворачивался, то ударом подбородка он мог вас запросто свалить с ног. Я сам это видел на одной вечеринке где-то в тридцатых годах. Тогда он свалил одного актера, игравшего небольшие характерные роли. Его звали Свини Мак-Каффри. Висок Свини оказался как раз на уровне подбородка Аарона. А уж если так получалось, Аарон никогда не спешил к вам на помощь – по его мнению, вам просто не следовало бы стоять от него так близко. Он был старым волчищем с Холмов. И он стал снимать Пита и Анну, только доверяясь своему инстинкту; инстинкту не в отношении их самих, а по отношению к Джилл. Аарон просто позволил ей пригласить ее друзей, потому что он хорошо знал, что, получив его разрешение, Джилл сумеет все раскрутить как надо.

И он оказался прав. Благодаря режиссуре Джилл, и Пит и Анна прекрасно раскрылись. Разумеется, никого не задело то, что эти роли они когда-то написали для себя сами.

Фильм «Так поступают женщины» рассказывал о жене автомобильного дилера, добившегося самого большого успеха в мире. Такой суперделец действительно существует; он живет в Калифорнии. В течение многих лет он был и продолжает быть слишком знакомой для всех фигурой, для тех, кто смотрит вечерние телевизионные программы. Много лет подряд этот сверхэнергичный деятель мог в любой момент прервать любимые Анной, Питом и Джилл кинофильмы и появиться на экране, чтобы пройтись гоголем перед тысячами новых машин. Наконец все трое утратили к нему всякую неприязнь, и он стал вызывать у них большое любопытство. И тут Пит придумал страшное начало фильма. Герой-делец часто вводил в свое действо львов, слонов и других экзотических зверей. Были у него на экране и ослики, и пони, и козлы, и все, что угодно. Делалось это для того, чтобы в то время, как родители заполняют свои кредитные заявки, можно было как-то развлечь детишек. Пит задумал такую сцену, когда один из львов вдруг впадает в ярость, бросается на сверхдельца и какое-то время терзает его. А потом убегает, унося в своей пасти ослика. Разумеется, все это должно было бы происходить в прямом эфире. А мы должны были за всем наблюдать, глядя на экран через плечо жены дельца, которая лежит одна в своей огромной постели в их роскошном доме в Пелисайдс.

Именно эта сценка, от которой потом отказались, положила начало милому небольшому сценарию про жен, обманутых своими мужьями. Пит исполнял роль коммивояжера, Анна же выступала в роли его зачуханной, затраханной, неунывающей, но, в конечном счете, озверевшей супруги. В кульминационный момент фильма она переодевается до неузнаваемости, приходит туда, где ее муж торгует машинами, и покупает у него новенький сверкающий «шевроле»… А потом наезжает на нем на своего мужа как раз в тот момент, когда он дефилирует в телевизионном кадре. Так мужчина-шовинист справедливо получает то, что заслужил. На мой вкус, все это было чуточку прямолинейно, но ведь фильм этот делал не я.

Поскольку все происходило в Калифорнии, где никакая публичная реклама никому принести вреда не может, наша троица безо всякого труда уговорила того самого не киношного, а подлинного коммивояжера, который вдохновил их на написание сценария, и он разрешил им снимать фильм прямо на стоянке продаваемых им машин. Когда Джилл показала мне в «Парамаунт» черновик сценария, я уже знал, что старик Аарон заключил поистине достойную сделку. На фильм ушло чуть больше миллиона (а примерно треть этой суммы стоила сама по себе Шерри Соляре).

Мне было странно, что Джилл стала режиссером. С одной стороны, у нее абсолютно не было никакого тщеславия, а режиссерам необходимо быть тщеславными, как, скажем, рыбам нужны жабры. С другой стороны, мне казалось, что Джилл всегда очень дорожила своим уединением. А уж какое там может быть уединение у режиссеров! Они все время живут в окружении толпы, совсем как политики. И, наконец, у Джилл было необычайно обострено чувство ответственности. Мне бы и в голову не пришло, что ей вдруг захочется отвечать за сумму в миллион долларов, принадлежащих кому-нибудь другому. Но, возможно, я ошибался. Пожалуй, я знал Джилл не настолько хорошо, как мне того хотелось. Ей уже было далеко не двадцать четыре, когда она была очень милой, но весьма замкнутой девушкой, и тогда ей действительно хотелось только одного – рисовать. Теперь ей было тридцать семь, и перед ней маячила слава.