Чья-то любимая - [120]

– Я жил во Флориде, – сообщил он с диким акцентом, – а потом уехал с оркестром. Здесь, в Лос-Анджелесе, так здорово, просто с ума можно сойти, правда, мадам?

Так или иначе, но дом Эльмо, пожалуй, выглядел именно таким, каким должны быть дома в Аппалачах. Правда, кухня была вся из красного дерева и очень дорогая. А все машины, припаркованные под нею, были по марке не ниже «мерседеса» или «ферари». Большую часть вечера я провела на кухне. Пахло там просто замечательно: запах красного дерева смешивался с запахом красного чилийского перца. Время от времени ко мне заглядывал Эльмо, и с каждым заходом он становился все пьянее. И каждый раз он непременно меня обнимал.

– Вот говно, – сказал он в один из таких визитов на кухню. – Эти суки-девки из Техаса все превратились в стадо долбаных ведьм. Сейчас одна из них, прямо там во дворе, задает такого жару старине Винфильду! Я сам видел. Куда же еще ниже может скатиться цивилизация?

Потом Эльмо настоял, чтобы гитарист-ангелочек сыграл на гитаре для всех гостей. Я вышла из кухни, чтобы его послушать, и увидела Оуэна. И снова он был с Рейвен Декстер. На ней было какое-то шерстяное пальто, но не потому, что было холодно, а потому, что шерстяные пальто носила Лулу Дикки. Рейвен приперла к стене одного из пришедших к Эльмо молодых исполнительных директоров и изо всех сил пыталась протолкнуть ему свой сценарий. Оуэн стоял один в сторонке от всех, и глядел в окно, сделанное из зеркального стекла. Меня он пока не видел, и о том, что я здесь, не знал. И потому я могла его спокойно изучить. Мне сейчас представилась очень редкая возможность разобраться, что же такого я в нем увидела с самого начала. Но воспользоваться этой возможностью я не сумела. Я вдруг испугалась, что он меня увидит, и поспешила поскорее уйти на кухню. А там я села и начала сама себя презирать за трусость. Ну и что, так и буду я теперь до скончания своих дней скрываться на кухне на всех вечеринках, куда ему заблагорассудится прийти?

Пока я пряталась, на кухню через заднюю дверь вошел Гохаген. Несмотря на то, что пьян он был сверх всякой меры, Гохаген сразу же сообразил, что я делаю на кухне.

– Сидите тут и прячетесь от старины Оуэна, – изрек он. – Жаль, что нету у нас нигде места, где бы можно было поговорить. Но, черт побери, посмотрите-ка на меня! Меня только что всего обсосала одна женщина, которую я даже и не знал. А у меня здесь своих целых три! Поехали прокатимся, пока еще чего-нибудь не случилось.

– Вы слишком пьяны, – сказала я. – Я боюсь с вами ехать.

Гохагену было, наверное, года сорок два, а выглядел он так, словно прожил не одну, а три жизни. Да и сейчас, прямо в этот самый момент, у него был такой вид, будто он одновременно проживает две жизни или даже три. Возможно, так оно и было.

– Хотите, чтобы мы из него выбили всю дурь? Он у нас обоссытся! – спросил Гохаген, чуть поморгав на мое замечание о том, что он слишком пьян, чтобы вести машину. – Мы с Эльмо за него возьмемся. Вы только скажите. Я знаю, что мы здорово выпили, но мы люди очень настойчивые.

Мне совсем не хотелось, чтобы они отлупили Оуэна. Но мне в равной мере не хотелось, чтобы он увидел меня. Мне действительно этого не хотелось. Единственное впечатление, которое я вынесла, спокойно разглядев Оуэна, сводилось к тому, что у него очень эгоистичный рот. Но это я знала и раньше. Пока я пряталась на кухне, я нашла там какой-то роман, написанный Эльмо, и почти наполовину его прочла. К моему удивлению, роман оказался просто хорошим. Когда в Голливуде какой-нибудь сценарист говорит вам, что пишет романы, вас это впечатляет ничуть не больше, чем, скажем, сообщение, что такая-то женщина, к примеру, моя мать, играет в бридж. Никому никогда и в голову не приходит, что подобные романы могут оказаться вполне достойными. Однако этот роман, написанный Эльмо, мне показался по-настоящему прекрасным.

Мое желание спрятаться себя оправдало. Оуэн с Рейвен ушли, ушли и молодые исполнительные директора, хипповые банкиры и торговцы наркотиками. Остались одни музыканты. Тогда я наконец выбралась из своего укрытия и стала слушать молодого гитариста. Гохаген о чем-то горячо беседовал со своей беременной подружкой. Две другие его девицы молча сидели рядышком, как статуи.

Вошел Эльмо и сел возле меня. Я спросила у него, нельзя ли взять у него на время его книжку. Называлась она «Крепкая компания».

– Можете ее взять насовсем, – сказал он. – Это дерьмо! Можете взять даже и то, что у меня от нее осталось, если сможете придумать, что с ней делать. У меня в гараже сложено две тысячи триста экземпляров этой книги.

– В то время у меня была превосходная тема, – добавил он. Глаза у него были очень усталыми. – Тема эта была о том, что жизнь – сплошная путаница. Вне сомнения, это великая тема, мать ее так! Не хотите удрать со мной и поехать в Италию? Мы бы могли быть просто друзьями.

– Только не в этом году, – сказала я. – А на следующий – может быть.

– Ваш бывший приятель про вас спрашивал, – сказал он. – Мне почти всегда хочется отстегать его по заднице, но я никогда этого не сделаю.

– Вы, мальчики, относитесь ко мне чересчур жестоко, – сказала я.