Чужую ниву жала - [2]

Лука Евсеевич оторопел. Парубок отважился всенародно срамить старшину!

- Кого же ты обзываешь дурнем? Ты знаешь, что старшину сто голов выбирало?

- И все они три копейки стоят в базарный день в Лебедине! - нисколько не задумываясь, отрезал находчивый парень.

Староста сначала никак не мог постигнуть то, что каждому было ясно. Старшину выбирали видные, известные хозяева со всех хуторов и сел. А за три копейки по базарным дням в Лебедине продавали бараньи головы. Лука Евсеевич наконец сообразил... Вот куда гнет парубок! Даже дыхание перехватило. Дерзкий парубок осмелился открыто, на людях глумиться над старшиной. Так ославить честный род Калиток! Лука Евсеевич растерянно оглядывался. Он надеялся на возмущение людей, которое, казалось, должны бы вызвать слова Павла Скибы. Но на старосту глядели веселые лица. К несчастью, здесь не было ни одного выборщика. Люди не скрывали своих чувств. Больше всего хохотал и потешался с бессмысленным удовольствием зеваки Грицко Хрин.

Ненадежные люди, убедился староста, работают на дороге. Не будет он с ними тут лясы точить. Скрутить парубка нетрудно. Но ведь и у старосты хата крыта соломой. Теперь не такое время, - опасное время. Переводятся смиренные люди. Давно ли вот у самого старшины сожгли стог сена. Тревожная пора наступила, надо остерегаться, чтоб не обозлить людей. Еще до Буймира не дошло. Но слышно - люди везде смутьянствуют.

Статная светло-русая девушка, проворно отгребавшая снег рядом с Павлом, встревоженная резкими словами парня, стала удерживать его, уговаривать, чтобы не нарывался, не задирал людей - мало ему и без того лиха? Вот разгневал старосту, осмеял всенародно богатого хозяина. Ведь староста ему этого не забудет, не простит. Она ласково предостерегала парня, а в душе гордилась его смелыми, правдивыми словами. Девушка печально посматривала на сильные плечи и руки парубка. Она уговаривала его, чтобы помолчал, не наживал врагов - только накличет беду на свою голову. Под силу ли ему тягаться с богатеями? И без того невесело. Удивительная девушка! Она даже и тут так нежна и ласкова к Павлу.

А Павло, словно озлившись и не зная куда девать силу, яростно разметывал сугробы... Порывистый ветер разносил негодующие слова парубка:

- У всех в печенках сидит эта казенщина! Разве когда-нибудь староста погонит Мамая на отработки? Дети старшины когда-нибудь отбывают наряд? Посылает ли когда старшина Мамаевну на поле? Или богатеев - исправлять дороги, косить общественные земли? "Я хозяин! Что ты, мою жену, гладкую Секлетею, пошлешь белить волостное управление?.." Казенщину всегда на бедняке отбывают!

- Правда! - отозвался Грицко Хрин, раскидывая лопатой сугробы.

Орина уже не рада была, что завела разговор, еще больше рассердила парня. К счастью, метет, резкие слова не долетают до уха старосты, что стоит понуро за тополем. А Павлу все равно, он нарочно говорит во весь голос. Пусть люди услышат. Пусть почуют в этих словах свои заветные думы.

Прибывала помощь с лопатами - от каждого общества, во главе с десятниками. Десятники-то без лопат. Чтобы люди со знаками власти взялись за лопаты?..

Следом за ними прибыл и сам старшина. На нем была подбитая мехом синяя поддевка - чинарка, а поверх нее просторный, расшитый цветными нитками кожух. Люди поснимали шапки, приветствовали дородную личность. Сытое лицо старшины набухло, залепило снегом холеную бороду, посинел мясистый нос. От старшины попахивало водкой. Словно бочка, стоял он посреди дороги. К нему подбежали старосты, десятники, и Роман Маркович напустился на них. Почему до сих пор дорога не расчищена, коли он дал приказ? Чтоб была в один миг свободна дорога! Не видят они, что ли, зима выпала снежная, по брюхо коням намело, Харитоненко должен ехать на именины к грахву, а дороги занесены!

Люди убедились - высоким доверием оделяет Харитоненко старшину. Роман Маркович все знает - в какое время, куда и зачем проедет Харитоненко. Может, старшина будет встречать помещика в пути?

Десятники сообщили, что работа уже подходит к концу. Сотни рук рвут, разбрасывают снежные сугробы. А Роман Маркович тем временем не может отвести помутневших глаз... Здоровая, крепкая дивчина, словно вылепленная из земли, красные как мак, полные икры ее горят... Кровь с молоком девка! Роман Маркович услышал от старосты, что Чумакова дочь Орина ворочает снег за двоих мужиков, а непутевый сынок Захара Скибы только сбивает людей с толку... Людей на шлях насилу повыгоняли - испортились люди, с ропотом работают, очень недовольны...

Лицо старшины наливалось гневом. Что? Недовольны? Воспоминание о спаленном стоге ударило в голову.

- Бей поганую сороку, пока не превратишь ее в ясного сокола!

Лука Евсеевич покорно усмехнулся. Старшина знает, что говорит, он с большими начальниками водится, с земским, его и к самому Харитоненке зазывают... На ветер слов не бросает.

Старшина приказал записать тех, кто не вышел. Теперь не обрадуются будут знать, как не слушаться приказа из волости. Голова Луки Евсеевича всегда полна забот. Под нахмуренным лбом толпятся сложные мысли. Известно, кого пропустить в списках, старосту нечего учить, знает, как поступить... Не укажет же он на Мамая или выборных...