Чужой: Завет - [6]

Она внезапно замолчала.

Уолтер немедленно насторожился. Мать никогда ничего не делала внезапно. Тишина длилась, и он заговорил сам:

– Мать?

– Уолтер. У нас… возможно, проблема.

Мать была запрограммирована на множество вещей. Знание. Технические навыки. Allgegenvartig[7] понимание. И способность к преуменьшению. Уолтер ждал.

– Обнаружен атипичный энергетический всплеск, – продолжила Мать, – состоящий из тяжелых твердых частиц. Анализирую состав.

– Где?

– Сектор Сто шесть. Очень близко. Источник скрыт, что и стало причиной необычной – нет, крайней – близости на момент обнаружения. Засечь раньше не представлялось возможным из-за уникального сочетания пространственных и гравитационных искажений в том районе. Прошу прощения. Первичный анализ оказался не в состоянии дать оценку ни интенсивности, ни дистанции. Переоценка предполагает вероятность, что волна может оказаться плотной. В настоящий момент невозможно определить степень угрозы.

– Вероятность столкновения? – Уолтер стоял не шевелясь и внимательно слушал.

– Очень высокая. Расстояние крайне мало. Высчитываю погрешность.

Не ожидая дополнительных подробностей, Уолтер покинул отсек гидропоники и бросился на мостик. На бегу он выдавал команды.

– Мать, втяни коллекторы и направь всю резервную и запасную энергию на корабельные щиты. Запусти процедуру экстренного пробуждения экипажа.

– Выполняю. Перерасчет показывает достижение экстремальной близости. Столкновение через девять, восемь, семь…

Волна частиц была невидимой, но последствия ее столкновения с кораблем были очевидны. Удар оказался достаточно сильным, чтобы сбить невероятно устойчивого в обычных обстоятельствах Уолтера с ног. Волна прокатилась вдоль щитов и погрузила огромный корабль в хаос.

Коллекторы сворачивались, но те части, которые не успели убрать, начали рваться. При всей их огромной стоимости растянутые паруса не могли свернуться достаточно быстро, чтобы избежать последствий столкновения. Коллекторы были созданы из невероятно тонкого материала, и их не проектировали для того, чтобы противостоять буре из заряженных частиц такой плотности – пусть даже каждая отдельная частица была неизмеримо мала.

Все, что Уолтер мог сделать – это вцепиться в то, что попалось под руки, и держаться. Он никак не мог помочь кораблю. Оставалось только надеяться, что Мать справится с натиском.

Что до самого Уолтера, то он понимал, что такое беспомощность. Он мог ее ощущать. И это ощущение ему не нравилось.

3

Все пропало в мгновение ока, как нежный цветок, унесенный порывом штормового ветра. Комната в безымянном городе, бревенчатый дом, кровать, кофе, муж – все исчезло вмиг, словно никогда и не существовало.

Дэниелс обнаружила, что уже не спит, полностью осознает окружение, и что ее мотает внутри капсулы гиперсна. В момент, когда пришло понимание происходящего, очередной толчок бросил ее вверх и впечатал в гладкую изогнутую крышку. Упав обратно, она почувствовала, что из носа течет кровь, и подумала, что, возможно, получила сотрясение мозга. В отсутствие связных мыслей в ошеломленном сознании верх взяли навыки, полученные в ходе тренировок.

Пальцы правой руки, все еще наполовину онемевшие после гиперсна, пулеметной очередью простучали по внутренней клавиатуре капсулы. Сонные видения тепла, вкуса кофе и ощущения любви сменились холодной белой стерильностью отсека. В резком свете сквозь крышку виднелись жесткие панели. Чувствуя дурноту от проведенных в гиперсне месяцев и резкого пробуждения, Дэниелс попыталась понять, что происходит вокруг. Попыталась вернуться в реальность.

Некоторые другие капсулы были уже открыты. Несколько стояли пустыми, но в большинстве все еще находились люди. Подобно самой Дэниелс, ее коллеги пытались обрести душевное и физическое равновесие. В отличие от нее, некоторые страдали от более сильных побочных эффектов поспешного возвращения к жизни. Кого-то рвало, кто-то потел и трясся, и все это сопровождалось потоком ругательств.

В идеальной ситуации экстренное пробуждение из гиперсна не должно было приводить к подобным последствиям.

«С другой стороны, – сказала она себе, – экстренного пробуждения не должно происходить вообще. И точка».

Вокруг вспыхивали лампы, а с нескольких панелей, встроенных в стены, сыпались искры в дьявольской электронной пляске. В отсеке что-то дымилось. Дым на космическом корабле однозначно считался дурным знаком. В настоящий момент поглотители едва справлялись. По ушам Дэниелс били сигналы тревоги.

Предполагалось, что она выйдет из гиперсна совсем иначе. Ее должен был ждать кофе. Должна была ждать еда. Еще больше ухудшая ситуацию, в сознании продолжал крутиться обломок прекрасного, блаженного сна, пока…

Кто-то бил ее по щекам. Это совершенно точно не входило в сон. То, что пощечины были частью реальности, ее не смущало. Они помогали прочистить голову там, где не справлялось буйство визуальных и звуковых тревожных сигналов.

– Дэниелс… Дэниелс, мы… ты меня вообще слышишь? Это я, Орам! Кристофер Орам! – его голос звучал настойчиво и серьезно, словно говоривший уже полностью проснулся.

Несмотря на то что Орам все еще носил мягкий белый комбинезон для гиперсна, он явно находился в лучшей форме, чем Дэниелс: лишь слегка вспотел и совершенно не выглядел больным. Вопреки его субтильной внешности, и голос, и хватка Кристофера оказались сильными. И Ораму явно некогда было нянчиться ни с Дэниелс, ни с кем-либо еще.