Чужой - [12]
Жорж Блоквил, интересующийся всем, что он видит в новых краях, никак не мог понять смысла названия села Кошк. Интересно, почему назвали Дворцом крохотное селение в песках, вокруг которого не растет ни единого зеленого кустика, нет ни одного приличного здания, которое бы хотя бы приблизительно напоминало дворец? Или такое название дали из-за глинобитной мечети, отличающейся от стоящих рядом заброшенных разве что высотой? Люди ведь обычно не ошибаются, давая названия землям и странам. А может, это издевка, придуманная обиженными на эту суровую землю людьми?
После того, как были пройдены извилистые горные дороги, ведущие то вверх, то резко бегущие вниз, и выехали из Новрузабата, потянулась унылая равнина, переходящая в безжизненную пустыню. Этот пейзаж порядком утомил Блоквила. Тоскливая картина окрестностей Порсугала также не вдохновила француза, и он поскорее укрылся в своей палатке. Раскрыв дорожную карту, он нанес на нее надписи “Порсугала”, “Кошкоба”, “Семендук”. И как только начало смеркаться, поскорее нырнул в постель.
Рано утром рядо с палаткой раздался грозный голос, который и разбудил француза. Рядом с палаткой Блоквила надрывался Гара сертип. Он распекал стоявших рядом с ним людей.
Выйдя из палатки, Блоквил услышал о том, что прошлой ночью, когда лагерь погрузился в сон, в него проникли туркмены и стреляли в спящих гаджаров. Правда, этот налет, совершенный, скорее всего, в политических целях, особого вреда войску не нанес. От туркменских пуль погибли три сербаза. По словам Гара сертипа, еще два гаджара были взяты в плен.
Несмотря на это, Гара сертип был вправе кричать на подчиненных, возмущаться ими. Потому что, как он объяснил подошедшему к нему французу, вчерашний налет туркмен был ничем иным, как попыткой устрашения иранских войск.
Чтобы отпустить очередную порцию брани, Гара сертип посмотрел на одного из двух стоящих рядом сертипов, командира полка “Ферахан” Хусейна Али хана. Но, видимо, вовремя вспомнив, что Хусейн Али хан является одним из наиболее близких к Насреддину шаху людей, перевел взгляд на стоящего рядом с ним сертипа. Таким образом, слова, предназначенные Али хану, вынужден был выслушать Фатхалы хан Шахсовен Багдади.
— Туркмены должны бояться нарушить твой сон. Туркмены, опасаясь тебя, не должны сметь чихнутьдаже в десяти фарсахах от тебя. А они увели твоих сербазов, в то время как ты наслаждался сном в своей палатке. Разве это не позор для армии Ирана? Разве это не значит, что мы не оправдываем высокого доверия, оказанного нам высокочтимым шахом? — Упомянув шаха, Гара сертип посмотрел в сторону палатки Блоквила и понизил голос. — Это известие не должно уйти дальше той палатки. Вы поняли меня?
Те, кого только что обругал Гара сертип, поняли, что он хотел сказать. Потому что за палаткой Блоквила стояло еще три. Самая крайняя из них принадлежала Хамзе Мирзе Хишмету Довле.
С последним наказом урок принятия мер в связи с ночным неприятным приключением закончился.
Гара сертип обратился к Блоквилу:
— Смотри туда, господин! — и махнул рукой на запад.
В той стороне взору Блоквила открылись заросли камыша, занимающие огромную территорию. Кое-где отчетливо виднелись следы конских копыт, а так это место походило на лесную чащу, куда никогда не ступала нога человека.
— Туркмены пришли через эти дебри, и тем же путем вернулись назад, — сказал Гара сертип с видом командира, раскры шего никому не ведомую военную тайну, и дал пояснение. — А наша генералы и полковники даже не думают об этом. — И хотя следующее сообщение было приказом для его боевых товарищей, он заговорил, обращаясь к Блоквилу. — После завтрака сходи в чащобу, господин. Если повезет, на обед получил дичь…
В предобеденное время сотни сербазов, прочесав заросли, оставили одну сторону открытой, а с трех других сторон подожгли их. Вскоре над чащей, окруженной огненным кольцом, повисла черная завеса из дыма. Треск сухих камышей, грохот горящих влажных растений, похожий на ружейные выстрелы, смешиваясь с криками оказавшихся в ловушке зверей и птиц, вызвали мощную бурю на земле и на небе на всей огромной территории между аулами Кошкоба и Семендук. В безветреную погоду, не мешающую черному дыму идти прямо вверх, кольцо пламени медленно сжималось.
Возглавляемые Гара сертипом пять-шесть полководцев вместе с тридцатью-сорока сербазами собрались на южной стороне леса, которая не подверглась огню. Они наблюдали за адским зрелищем, сотворенным их руками.
Вперед других зверей из огненного кольца выскочил темно-серый жирный заяц и поскакал подальше от этого места. Однако, вырвавшись из цепких когтей одной смерти, зверек не избежал другой. В единственную добычу сразу же нацелились пять-шесть ружейных дул. Раздалось несколько выстрелов. Похоже, все пули разом попали в цель, потому что красивый зверек, распластавшийся на земле, окрасился в алый цвет.
— Ай, похоже, от этого зайца не осталось ничего, чем можно было бы поживиться! — раздался голос Гара сертипа.
Только теперь Блоквил понял смысл таинственного заявления Гара сертипа “Возможно, на обед отведаешь дичи”. И еще в одном убедился Блоквил: камышовый лес был подожжен вовсе не для охоты на зайцев, а для того, чтобы лишить противника его укрытия. Это и было главной целью Гара сертипа. В противном случае, туркмены, совершившие прошедшей ночью неожиданный налет, могли опять воспользоваться чащей. “Ну ладно, вы подожгли лес, а тьму вы куда денете, ночь-то все равно настанет?”
«Заслон» — это роман о борьбе трудящихся Амурской области за установление Советской власти на Дальнем Востоке, о борьбе с интервентами и белогвардейцами. Перед читателем пройдут сочно написанные картины жизни офицерства и генералов, вышвырнутых революцией за кордон, и полная подвигов героическая жизнь первых комсомольцев области, отдавших жизнь за Советы.
Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.
Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.
В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.
Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.