Чужой своим не станет - [13]

– Этого вполне достаточно, господин обергруппенфюрер, – поднялся Штольце.

– Тогда приступайте. Мой секретарь отведет вас в комнату, где вам никто не помешает. Как только напишете, дайте мне немедленно знать.

Майор Гольц проводил Штольце в небольшую уютную комнату, всего несколько дней назад принадлежавшую Эриху Коху, одному из руководителей Второго отдела. Кальтенбруннер посчитал, что на Восточном фронте в качестве командира полка тот окажется более полезным.

Кабинет еще хранил запах прежнего хозяина, замешанный на крепких сигарах. На столе в рамке стояла фотография, где было запечатлено целое семейство: женщина и трое малолетних детей: два мальчика и девочка, немного в стороне на чистых листах бумаги лежала ручка.

– На несколько часов, Вильфрид, это твое рабочее место.

– Я это оценил, Карл, – едва улыбнулся Штольце.

Как только за майором Гольцем закрылась дверь, Штольце сел за стол. Забытая Кохом фотография мешала сосредоточиться, притягивала взгляд. Чтобы не отвлекаться от уже созревшего решения, Вильфрид перевернул ее изображением вниз. Оставалось непонятным, почему полковник позабыл на столе семейный снимок. Обычно такие вещи забирают в первую очередь. А может, и не было никакого перевода на фронт, может, его держат в одном из подвалов СД, допытываясь о связях Канариса с английской разведкой?.. Ведь всем известно, что ранее руководителя-референта связывали с вице-адмиралом дружеские отношения.

От пришедшей внезапно мысли Вильфрид Штольце невольно передернул плечами. Потребовалось еще долгих пять минут, чтобы создать нужный настрой. Когда же наконец было написано первое слово, Штольце позабыл и о фотографии, и даже о месте, в котором находился, всецело сконцентрировавшись на задании.

Через два часа Вильфрид Штольце поставил точку в конце предварительного плана. Перечитав внимательно написанное, остался доволен. После чего уложил листы бумаги в белую папку, лежащую здесь же, на столе. Поставил фотографию на прежнее место. Мимоходом отметил, что женщина, несмотря на крупные черты лица, весьма привлекательна, и вышел из кабинета.

Приемная была пуста: время визитов закончено, поэтому она выглядела несколько просторнее; у окна по-прежнему сидел майор Гольц и что-то писал. Увидев вошедшего приятеля, удивленно произнес:

– Так скоро, Вильфрид? У тебя еще два часа.

– Мне нечего добавить, – произнес гауптштурмфюрер.

– Хорошо, я сейчас доложу господину обергруппенфюреру, – сказал Гольц. Пружинисто поднявшись, он уверенно прошел в кабинет руководителя Главного управления имперской безопасности. Вышел через несколько минут, широко улыбаясь, произнес: – Господин обергруппенфюрер в хорошем настроении, а может, просто благоволит тебе. Заходи!

– Надеюсь, что это так, – ответил Штольце и решительно распахнул дверь.

Вошедшего Вильфрида встретил заинтересованный потяжелевший взгляд обергруппенфюрера. Вынув из уголка рта дымящуюся сигарету, он спросил:

– Значит, вы уже написали?

– Так точно, господин обергруппенфюрер, – шагнул вперед Вильфрид и положил на стол Кальтенбруннера тонкую белую папку с исписанными страницами.

– Вы могли бы не торопиться, у вас есть еще два часа, – Кальтенбруннер не спешил брать папку.

– Мне нечего добавить, я написал все, что считаю нужным.

Кальтенбруннер, откинувшись на спинку кресла, впился взглядом в исписанные страницы. Гауптштурмфюрер Штольце внимательно наблюдал за выражением лица начальника: тот выглядел спокойным, величественным, как древнеегипетский сфинкс. Вот он перевернул страницу, через минуту еще одну. В какой-то момент Вильфриду показалось, что обергруппенфюрер нахмурился – морщина на его лбу изогнулась в неправильную острую дугу, но уже в следующее мгновение лоб разгладился, осталась лишь тоненькая, едва различимая черточка.

Гауптштурмфюрер сдержал вздох облегчения. Перевернув очередной лист, Кальтенбруннер вновь углубился в чтение. В какой-то момент начальник Главного управления имперской безопасности глянул на Штольца, сидевшего в напряжении, как если бы хотел задать вопрос, но потом сделал карандашом небольшую пометку и принялся читать далее. Когда был перевернут последний лист, Эрнст Кальтенбруннер аккуратно положил карандаш на место. Грубоватое лицо, обезображенное чередой бескомпромиссных студенческих дуэлей, ничего не выражало.

– Вы уверены, что все вами написанное осуществимо?

– Так точно, господин обергруппенфюрер, – с готовностью отозвался Штольце. – Архив находится в глубине советской хорошо охраняемой территории, незамеченными можно подойти только таким образом.

– Ну что ж… Мне нравится ваш план. Вижу, что вы все продумали. Он даже лучше, чем это представлялось мне самому. В людях, которые будут с вами, вы тоже уверены? Ведь вас ожидает не прогулка по Александерплатц.

– Всецело! Каждому из них есть что терять. Уверен, что они будут слушаться меня беспрекословно.

– Я вижу, вы не без способностей. Все, что мне о вас говорили, правда. Только у меня есть одно небольшое дополнение: вы пишете о том, что на осуществление акции вам нужно семь дней, – он показал на отмеченный карандашом абзац.

– Все так, господин обергруппенфюрер, и это не считая предварительной подготовки, которую нужно провести с группой.