Чужой среди чужих - [6]

"Если бы боги сидели себе смирно на небесах и не лезли в дела смертных", — философски подумал он, — "в этом мире было бы куда меньше бардака".

Глава 2: Троянский конь

Шут сидел на скамейке в сквере Токио‑3, кормил голубей кусочками сдобной булочки и внимательно рассматривал новенькую, только недавно отпечатанную ID-карту. Занятная штуковина. Вроде просто кусок пластмассы, ан нет, этот кусок содержит в себе все аспекты личности своего владельца. Во всяком случае, все те, которые значимы для бюрократической машины. Вот фотография. Фотография самого Шута. Не слишком удачная, но насквозь пропитанная официальностью, так что сразу видно — не просто карточка, а ДОКУМЕНТ! Вот отметка о группе крови. О согласии пожертвовать свои органы на трансплантацию в случае смерти. Дата рождения. Имя. "Александр Ларкин". Шут горько усмехнулся. Вот и все. Нет больше ни школьника из неблагополучной семьи ******* ********, ни бродячего псайкера Шута. Есть некто Александр Ларкин, родился 6 августа 1997 года, сын американских иммигрантов, что бежали в Японию во времена смуты Второго Удара, сирота, холост, детей нет. У Александра Ларкина есть медицинская страховка, зато нет водительских прав. Александр Ларкин закончил школу, о чем свидетельствовал новенький, под стать карте, аттестат, но в колледж поступить не смог, и в настоящий момент числится безработным. И все. В этом на данный момент заключалась вся личность Александра Ларкина.

"Не густо", — подумал Шут. — "Но это поправимо".

На то, что бы состряпать себе липовые документы пришлось отправиться в Иокогаму‑2 — криминальную столицу новой Японии, убить неделю на поиски нужных людей и еще столько же дожидаться изготовления таких необходимых в обиходе бумажек. Радовало только то, что с убеждением проблем не возникло — подкрепленному психическим давлением приказу еще не мог сопротивляться ни один человек. Как и прибиванию пальцев к столу с помощью гвоздомета. Шут едва заметно улыбнулся. Не дело, конечно, было оставлять после себя изуродованный до неузнаваемости труп именно в тот момент, когда решил начать неприметную жизнь, но должны же у человека быть в жизни хоть какие–то развлечения? Тем более что Шут собирался впервые в жизни устроиться на работу, и предчувствовал, что свободного времени у него в будущем будем немного. Он потянулся, взял лежавшую рядом газету и развернул ее на странице объявлений, продираясь с помощью заимствованной памяти через хитросплетения катаканы.

"Что за народ эти японцы. Вот чего им стоило изобрести нормальный алфавит и не парить себе и людям мозг? Один звук — один символ, это очевидно же! Но нет, обязательно надо было напридумывать всякие загугулины, которые ввек не запомнишь. Да еще меняющие свое значение от малейшего лишнего штриха."

Вот и искомая полоса "вакансии". И огромная рамка на полстраницы: "Институт специальных исследований NERV проводит дополнительный набор персонала".

"Надо же, как повезло! Не думал, что это будет так просто. Что там есть на выбор?"

"Вакансия: специалист по связям с общественностью".

Шут на минуту задумался, попытавшись представить, чем должен заниматься человек на этой должности. Воображение потихоньку буксовало. Ладно, оставим.

"Вакансия: водитель тягача".

Было бы неплохо, вот только водительские права отсутствуют как класс.

"Вакансия: лаборант в лабораторию колориметрического анализа".

Блин, слова какие страшные. И Арли нет, что бы спросить, что они вообще означают.

"Вакансия: сотрудник охраны".

"Заманчиво. Стрелять я умею из всего, что вообще способно стрелять, да и мои собственные майнд–трики никому не дадут прокрасться незамеченным. Упс, а что это там за приписка?"

"Обязательное условие: не менее пяти лет стажа в JSSDF или полиции".

"Блинский блин! Гррр, ладно, что там дальше?"

"Вакансия: программист, знание C#, Oberon, Assembler, протоколов сетевых передач".

Шло время, Шут начинал терять терпение. Столкновение с реалиями людской жизни оказалось куда менее легким, чем он предполагал поначалу. Одни вакансии требовали настолько специальных навыков, которые Шут бы не освоил, даже имея в запасе годы. Для других требовался очень специфический опыт, который получить было негде и некогда. Третьи имели настолько замудреные названия, что было жутко даже интересоваться, что они из себя представляют.

"Черт, как все сложно".

Солнце забиралось в зенит, в ушах стоял звон цикад, желудок начинал все настойчивее требовать продовольствия, да еще внезапно откуда–то сбоку понесло острой психической вонью. Обернувшись, Шут увидел на соседней скамейке щуплого мальчишку в белой рубашке и черных брюках с ранцем за спиной. Вид у него был неважный — одновременно замученный, унылый, усталый и расстроенный. Взгляд, направленный в пустоту, намертво заткнутые плеером уши. И ментальный рисунок, который не спутаешь ни с чем — хандра, она же сплин, он же депрессивный синдром. Причем не надуманные проблемы переходного возраста, а очень серьезный клинический случай. В такие годы подобные вещи встречались нечасто, а потому Шут отвлекся от газеты и принялся с любопытством изучать душу подростка. Не грубо вламываясь в сознание, как с той девчонкой в свой первый день в Токио‑3, а аккуратно и незаметно пробираясь сквозь переплетения воспоминаний и эмоций, в самые глубины чужого разума. Гораздо более медленный и сложный процесс, но зато не оставляющий абсолютно никаких следов.