Чужой, посторонний, родной - [20]

— Нет, Вить. Не могу, прости. Ты в чем-то прав, но с другой стороны это все так дурно пахнет…

— Ну конечно! — разозлился брат. — А ты хочешь и жизнь познать так, чтоб читатель тебе поверил, и при этом в дерьмо не вступить. Так не бывает!

В родной город Владимир возвращался с тяжелым сердцем. Взрослый мужик, а позволил уговорить себя, аки дитя малое. Вообще-то Витька прав: ему, как писателю, этот опыт окажется не просто полезным, а даже неоценимым. Он ведь давно чувствовал, что что-то у него с женской линией не то выходит. Мало того, что не особо правдоподобно, так ведь сколько драгоценного времени он терял на описаниях героинь. Хоть так поворачивал сюжет, хоть этак, а героини по любому выходили малоубедительными. Черт ее поймет, эту женскую логику: чем уж они там думают, что эта их хваленая женская логика и в анекдоты вошла, и даже в психологию. Недаром ученые пришли к выводу, что мужчины и женщины — существа совершенно различные, словно бы с разных планет на Землю прибывшие. И думают разными полушариями, и мотивация поступков не совпадает…

Вот и пойди пойми их, если они думают неизвестно чем и тем более неизвестно о чем. А ему, Владимиру, нужно было не только самому понять их сложную женскую сущность, но и достоверно объяснить это читателям. Только как это объяснить, коль сам не разбираешься в предмете?

С логикой их хваленой еще хуже. По большому счету, Володя сталкивался с нею лишь раз, когда нарвался на отказ от любимой женщины. Если, как она не уставала уверять, любила его, то почему не вышла замуж? Только из-за отсутствия московской прописки? Из-за коммуналки? Но разве не женщины придумали поговорку: "С милым и в шалаше рай"? Не могли это придумать мужчины, ведь в противном случае она звучала бы несколько иначе: "С милой и голод не страшен: проголодаешься — сам приготовишь". Приблизительно так, а точнее пусть высказываются те, у кого по женской части опыт богатый.

Для Владимира же семейное счастье заключалось именно в этих нехитрых словах. Потому что когда любил, главным его желанием (если отбросить физиологию, конечно) было накормить любимую. К сожалению, в те далекие времена максимум, что он мог ей предложить, это яичница и бутерброд с любительской колбасой. Но как ему хотелось угостить ее чем-нибудь вкусненьким, чтобы та от восторга прикрыла глазки и промурчала что-то невразумительное.

Он никогда не воспринимал женщину, как персональную обслугу. Видел, как горбатилась мать, сам всегда старался ей помочь: ни отца, ни Витьки вечно не было дома. И уже тогда понимал: женщина не должна тащить все на себе хотя бы в силу своей слабости. У нас же принято воспевать женщину, ее слабость, и при этом наваливать на нее все проблемы и хлопоты: от магазинов до ремонта квартиры. А оторвать пятую точку от дивана и вынести мусор… Нет, мы ей лучше стихи почитаем! Потом, когда она нас накормит, помоет и спать уложит. Если не забудем.

Вот и выходило, что женщины в сознании Владимира были представлены лишь его матерью и некогда любимой сокурсницей. Мать умерла, не попрощавшись с сыном. Любимая… вышла замуж за маститого режиссера в надежде, что он поможет ей стать знаменитой артисткой. Однако тот скоро нашел ей замену, оставив бывшую жену с двумя детьми несолоно хлебавши: не слишком-то нужны российскому кино растолстевшие после родов тетки.

С этой позиции предложение брата о невинном розыгрыше было для Владимира находкой. Писатели ведь частенько отправляются в творческие командировки, чтобы познать что-то новое, необходимое им для работы над очередной рукописью. Вот и Володе следовало это приключение рассматривать как творческую командировку, и не более того.

Однако внутри что-то противно ныло, не соглашаясь с такой трактовкой: эти командировки предполагают ознакомление "изнутри" с какой-то профессией. Но никогда еще писатели не пытались познать женскую сущность, нагло изображая чужого мужа.

Это выглядело премерзко, пахло отвратительно, но… Отказаться он не мог. Не то чтобы Виктор был слишком настойчив, хотя и это тоже — тот всегда умел уговаривать. Однако Володя давно уже вышел из того возраста, когда все за него решали другие. Как бы ни было гадко на душе, а вынужден был признать — для него это, пожалуй, единственная возможность узнать о жизни что-то новое. Вернее, о жизни, может, он и мог бы узнать из других источников, а вот о женщинах… Разве что жениться самому, и стать, по словам Сократа, счастливым или философом. Однако от этого неосмотрительного шага его отговаривал Виктор. Судя по всему, из загса выходит куда больше философов, чем счастливцев.

Но тогда вокруг должно быть море философов! Почему же они так редко встречаются? Наверное потому, что нельзя стать хорошим философом, будучи плохим мужем. Или все-таки прав Витька, и нет плохих мужей, есть лишь плохие жены? Но это опять же можно узнать, лишь женившись и прочувствовав все на собственной шкуре.

Или не только? Ему-то как раз представился шанс узнать это, не женившись. Вроде как взяв жену напрокат. И так ли уж важно, насколько морально все это будет выглядеть со стороны, если от такого хода конем лично он, Владимир, получает двойную выгоду? Заодно и брату вроде как неоценимая помощь: чтоб физиономию его раньше времени не стали демонстрировать по телевидению. И самой невестке, Ирине, тоже не в напряг: она ведь даже не догадается об их маленькой шалости. Володя поживет у нее недельку-другую, наберется жизненного опыта, попытается хоть немножко разобраться в пресловутой женской логике, заодно познает на практике, нужна ли ему жена, или лучше одному, как привык?