Чужой клад - [15]

— Отчего же такое недоверие к женскому уму, Иван Леонтьевич? Мадемуазель сейчас высказала очень здравую мысль. Действительно, таинственный ухажер мог оказаться преступником. Кстати, его кто-нибудь видел, кроме Раины?

— Увы, никто, — вздохнула Настя, избегая встречаться глазами с Денисом, но при этом чувствуя на себе его взгляд. — Мы знаем о нем только из рассказа Раины.

— А она называла его имя или какие-нибудь приметы?

— Нет, не называла ни имени, ни прозвища, только говорила, что он молодой, стройный, чернявый и с маленькими усиками. А больше ничего.

— Ну, это уже кое-что. — Томский переглянулся с Шалыгиным. — Ты такого не знаешь? Это не мог быть переодетый Юхим?

— Что вы! — засмеялась Настя. — Юхим — здоровый детина с рябоватым лицом и длинными седыми усами. Да и лег ему не меньше сорока, уж никак себя за молодого парня он не выдаст.

— По тем приметам, что называла Раина, мы вряд ли кого-то найдем, — заметил Шалыгин. — Мало ли стройных, чернявых, с усами? Мы же не можем проверить весь город с окрестностями. А этот парень, скорее всего, был приезжим, потому что местных Раина почти всех знала и могла бы назвать по фамилии. Так что, барышня, мы везде заходим в тупик.

Но Настя не сдавалась:

— Есть еще одна зацепка! После того как погибла Раина, возле озера были замечены две женские фигуры в белом. А что, если такова хитрость убийцы — все свалить на озерную ведьму? Простые люди верят во всякие легенды, но ведь эти поверья надо подпитывать, вот убийца и изображает призрака. Тогда в ближайшие дни возле озера будет уже не две, а три фигуры в белом.

— Да стоит ли верить россказням какого-то пьяного мужика? — отмахнулся Шалыгин. — Мало ли что ему померещилось. Может, в лунном свете он принял дерево за призрак.

— И я вначале не верила, — сказала Настя. — То есть в призраков я и сейчас не верю. Но после второго убийства стала думать, что призраками могут притворяться живые люди.

— И мне это не кажется таким уж несерьезным, — заметил Томский. — Что, если убийца — ловкий мистификатор? Но тогда у него должны быть помощники… вернее, помощницы.

— И не одна, если теперь он собирается изображать троих, — усмехнулся Шалыгин.

— Вот на этой мистификации мы и можем его поймать, — понизив голос, заявила Настя. — Надо с вечера пробраться к озеру, затаиться где-нибудь в кустах и проследить… В общем, я уже все обдумала… даже костюм, в который оденусь…

— Остановитесь, сударыня! — замахал руками Денис. — Вот уж этого делать не следует, это глупость совершенная. Если злодей достаточно ловок, то он всякие ходы предусмотрел, и никто не сможет подобраться к озеру незамеченным.

— Если даже и заметит, так что? — Настя упрямо тряхнула головой. — Ему нужны свидетели. Он для того и переодевается в призрака, чтобы об этом кто-то рассказал всему городу.

— Возможно, — кивнул Денис. — Но одно дело — темный крестьянин, а совсем другое — благородная барышня вроде вас. Может, он только и ждет вашего появления в недозволенном месте? Ведь он охотится за девушками.

— Ну, хорошо, тогда ступайте к озеру вы, сударь, а также господин Шалыгин, Савва с Тарасом и приставы, — сказала Настя.

— И вы думаете, что, увидев такой отряд отважных мужчин, злодей покажется им на глаза? — усмехнулся Томский. — Пожалуй, он умней, чем вы считаете.

— Вам бы только смеяться, а сами ничего не можете предложить, — с обидой сказала Настя.

— Главное предложение состоит в том, чтобы вы, барышня, не вмешивались в это дело, — хмуро заметил Иван Леонтьевич.

— С этим и я согласен, — подтвердил Денис. — Лучше думайте о своей новой роли в театре, чтобы не провалить постановку. А поиски злодея предоставьте господам полицейским.

Настя уже набрала в грудь воздуха, чтобы возразить, но тут появление нового лица прервало весь ход беседы, и боевой порыв девушки пропал зря. На пороге появился дворецкий, распоряжавшийся всеми делами во дворце гетмана, и строгим тоном потребовал у Шалыгина отчета о прискорбном происшествии, причиной которого, по его словам, был плохой надзор за актрисами. Также он выговаривал Ивану Леонтьевичу за господина Валлоне, якобы воровавшего вина из гетманских подвалов, за перерасход свеч и бумаги, за нестрогое отношение к швеям, которые тратят слишком много материи на театральные костюмы.

Настя, чтобы лишний раз не смущать и без того униженного мелочным присмотром Ивана Леонтьевича, вышла из домика и направилась по дорожке к боковым воротам гетманского парка. Почему-то она надеялась, что Денис Томский ее догонит и продолжит разговор о поисках убийцы. Но вместо этого Настя уже через несколько шагов чуть не столкнулась с торопливо шагавшей навстречу Верой Томской. Молодая вдова подняла на девушку свои чуть водянистые серые глаза с подкрашенными ресницами и церемонно сказала, обмахиваясь веером:

— Добрый день, сударыня. Если не ошибаюсь, мы знакомы? Кажется, вы служите актрисой под началом господина Шалыгина? Не у него ли сейчас мой… родственник?

Хорошенькое лицо Веры в обрамлении круто завитых напудренных волос казалось фарфоровым, как у статуэтки, потому что его покрывал гладкий слой белил и румян. Мушки на щеках были прилеплены так, что на придворном языке это означало: «Мое сердце свободно для любви».