Чужими руками - [9]

Верховный лама предвкушал приятную беседу, которая немыслима без угощения, и был терпелив.

— Досточтимый Платон, — после третьей пиалы заговорил настоятель. — Вы побывали в разных мирах, объездили полгалактики и повидали таких красот и чудес, о которых мы, скромные служители Просветленного, даже грезить не в силах. Скажите мне: почему из множества удивительных планет вы выбрали нашу скромную обитель? — Он имел в виду Старую Землю. — Вас вел зов предков или давняя обида? Или нам, родившимся и проведшим здесь всю свою жизнь, не дано понять скупой красоты этого усталого мира?

— В своем вопросе, наимудрейший Данон Фрутис, вы сами дали ответ. Любое мое слово звучит коряво и грубо на фоне ваших блистательных речений, — археолог постарался перещеголять учтивостью хозяина.

Похоже, верховный лама остался доволен его словами.

— В наш дзонг не проведена тахионная линия, но и слухи порой летят быстрее света, — продолжал он. — Намедни дошло до наших ушей, будто злые люди хотят помешать вашей благородной миссии. Алчущим земного богатства не понять тех, кто гонится за истиной…

Улыбка Фрутиса была весьма двусмысленной. Платон глотнул водки, подцепил с блюда маринованный кочанчик брюссельской капусты и съел с изрядным удовольствием. Наконец он придумал, что ответить тибетцу.

— Я — противник любых крайностей, поэтому меня кое-кто не любит. Мирские удовольствия я сочетаю с упражнениями ума и полетом духа. И потому я испытываю двойное удовольствие от бренной жизни, что дана мне свыше, — археолог говорил медленно, тщательно подбирая слова. — Возможно, это путь грешника, но ведь не худший из земных путей…

Верховный лама снова улыбнулся. Улыбка его стала добрее.

— Сохранить праведность в вертепе — наивысшая добродетель, не так ли? — осведомился он, то и дело поглядывая на золоченого Будду, как будто тот мог подать ему знак.

— Я читал о старинном свитке, где была нарисована битва лам с повелителем демонов. Он хранился в одном из здешних дзонгов, — чтобы сменить тему, заговорил Рассольников.

— И что же именно было там изображено, досточтимый Платон? — из вежливости спросил настоятель. Мысли его были далеко, лицо напряжено, по виску стекала струйка пота. Данон Фрутис словно бы ловил послание Будды.

Рассольников пересказал ему страничку из дневника Шеффера:

— Бешеный Данкан с развевающимися волосами летит на коне в золотом пламени и черном дыму. Внизу синие морские волны. Из пучины рвутся три огненных снопа в облаках раскаленного пара и расплываются на фоне зеленых взгорий атомными грибами. Поднятые в небеса человечьи черепа пылают и издевательски скалятся. Холмы человеческих костей выпирают из моря пролитой крови, которое взбаламучено копытами скачущего коня. Но ламы в золотых плащах пытаются загнать ужасный дух обратно в выбеленные временем костяки. С их жезлов стекает неистощимая сила, она вездесуща, она движет стихии, зажигает светила. А луна и солнце безмятежно сияют над миром.

— Это было видение будущего, — мрачно произнес настоятель, погладив идеально выбритое темя. — Будущего, которое на моих глазах становится настоящим.

— Ничего не найдено. Поиск завершен, — беззвучно сообщил Платону вживленный в череп микрочип.

Чего и следовало ожидать. Археолог не шибко расстроился.

— Остается только один существенный вопрос: кто станет этими ламами в золотых плащах? — спросил он и, повернув голову, бросил взгляд на статую Будды.

Лицо Просветленного кривилось в гримасе, он подмигивал верховному ламе и кивал на распустившего язык гостя. Заметив, что археолог смотрит на него, Будда вернул лицу строгое выражение и окаменел. Рассольников перевел взгляд на собеседника, делая вид, будто ничегошеньки не заметил.

— Не знаю. Мне-то уж с Данканом не сладить. — Фрутис развел руки, чуть наклонив вперед голову. — Вселенские силы не подвластны простым монахам…

Вскоре после прощания с «Всепоглощающим светом» караван оказался в лесу. Здешний лес навевал на Платона тоску — видно, прана здесь нехороша.

Корявые сучья низкорослых деревьев скрывались под шапками темно-зеленой листвы. Тореные тропы исчерчивали лес подобно желтым нитям на черном сукне. Натоптали их паломники, не жалеющие денег, дабы просветлеть и духовно возвыситься. Достаточно посетить пару-тройку вонючих пещер, откуда годами не вылазили блаженные духом отшельники, и дело сделано. А туристский бизнес здесь поставлен на широкую ногу — не в смысле обилия услуг и качестве обслуживания, а в смысле, что за любую мелочь надо платить втридорога, и никак этих поборов не избежать: под каждым кустом сидит дяденька с плошкой для добровольно-принудительных пожертвований или полицейский в костюме сикхского стрелка.

Рассольников по Сети узнал рекомендуемый размер мзды и, не споря, платил по таксе. Но когда требовали больше положенного, вставал насмерть и не сдавался, на какие бы уловки не шли вымогатели. Рано или поздно от археолога отставали. Дойных коров и без него больше чем достаточно, а по шее схлопотать кому охота?

Экспедиция заночевала в лесу. Гальперин нашел большую поляну со старыми кострищами — как видно, традиционное место отдыха. Из кустов тотчас вылез инспектор национального парка, получил свое и истаял в ночном тумане. Шерпы-андроиды разожгли костры из загодя припасенного хвороста. (Рубить сушняк, само собой, строго-настрого запрещалось.) Погонщик убедился, что киберлошадки мирно пасутся, а поклажа под надежной охраной, и занялся ужином. Рассольников в это время сибаритствовал, разминая затекшие от долгой езды ноги. Они, бедолаги, уже приобретали типично кавалерийские очертания.