Чужие паруса - [3]

Но – как говорят, на всякий ветер найдется свой парус, а на всякий штиль – свое весло, не так ли? Хочешь, чтобы я один решения принимал – ну так получай… веслом.

– Я принял решение, – повысил голос Ксэнг и надел чугу. Отбросил за плечо соскользнувшее на глаза фиолетовое перо. – Любой корабль Великой Гидернии обязан оказывать любую посильную помощь соотечественникам как в своих, нейтральных и чужих территориальных водах, так и на суше в случае, если оказание настоящей помощи не угрожает выполнению конкретной задачи и не противоречит параграфам, сами знаете каким. Так записано в Кодексе мореплавания Гидернии. Любую помощь, это вам понятно? Короче. «Адмирал Фраст» свою боевую задачу выполнил, никаких параграфов мы не нарушаем. Поэтому распорядитесь спустить на воду разъездной катер. На берег отправитесь… лично. Возьмите звено карабинеров. Я задержу отплытие на… скажем, на один час. По истечении часа, если вы не вернетесь или не дадите о себе знать, я командую отплытие… Задача ясна?

Рабан запнулся на какую-то долю секунды. Но ответил браво и громко, как полагается:

– Задача ясна!

Шторм-капитан внимательно следил за его лицом, но лицо Рабана оставалось бесстрастным. А ведь умеет, тварь, владеть собой, этого у них не отнимешь…

– На месте разберетесь, что к чему, и поступите согласно обстановке, – продолжал Ксэнг. – Я прикажу усилить наблюдение за обозначенным вами квадратом и навести на него каронады левого борта… на случай, если понадобится огневая поддержка. Понятно?

– Понятно, мастер шторм-капитан.

– Ну вот и выполняйте… мастер грам-капитан.

После секундной дуэли взглядов грам-капитан Рабан развернулся на месте и строевым шагом направился к выходу. Ксэнг смотрел на его прямую, обтянутую черным сукном форменного камзола спину, которая прямо-таки излучала ненависть. Удивительное дело, но смута в его душе наконец улеглась, теперь командир «Адмирала Фраста» был собран и решителен. Как всегда. Что бы ни случилось, через час он скомандует отход. С Рабаном на борту – или без такового.

– Мастер грам-капитан Рабан покидает ходовую рубку! – донесся доклад охранника за дверью.

Когда за Рабаном закрылась дверь, шторм-капитан Ксэнг, барон Пальп, повернулся к иллюминатору и посмотрел на задымленную землю. Продекламировал под нос:

Земля, разорванная громом,

В порывах пламени сгорает;

Полузатопленная в водах,

Трясется в судорогах ветра.

Но небо землю принимает,

Освобождает от ответа,

Земля спокойна и свободна

В его объятиях огромных…

Прошептал:

– Как верно сказано…

Потом поразмыслил немного, а потом вновь снял чугратон и склонился в «поклоне чести» обреченному континенту.

…Если на борту «Адмирала» волнение в прибрежных водах не ощущалось вовсе (точнее говоря, пока не ощущалось), то катерок, напротив, швыряло немилосердно – океан просыпался, потревоженный судорогами агонизирующего Атара. Натуженно тарахтел паровой двигатель, упрямо толкающий хрупкую посудину в сторону суши наперекор серым бурунам и барашкам, ветер по-собачьи трепал цепочку флагов на короткой мачте, сигнализирующих всем желающим, буде таковые окажутся поблизости, что катер-де сохраняет полный нейтралитет и противоправных целей не преследует. Парламентеры мы, иначе говоря.

Играющий флагами ветер был удушлив. К запаху гари и дыма примешивалось зловоние гниющей плоти – под киль то и дело попадали качавшиеся на волнах останки всевозможных животных. Какое-то время назад влекомые инстинктом, охваченные ужасом хищники и травоядные, волки и агнцы бок о бок, все животные Атара – кроме разве что самых тупых, неспособных почувствовать дыхание приближающейся смерти, – бесконечным потоком неслись к океану, прочь от Тьмы. И бросались в его мутные волны, слепо надеясь там найти спасение от сошедшей с ума тверди… Вот такие вот последствия стемпида в планетарном масштабе, господа. Время от времени катер старательно огибал и тлеющие мачты, куски шпангоутов, фрагменты фальшбортов и прочие обломки кораблей деревянного тоурантского флота. Вражеский флот был расстрелян кабелотах в пяти слева по траверзу, и если здесь плавает столько дряни – интересно, что же творится там…

Пресветлый Тарос, что же творится с миром?!..

Рабан передернулся, пряча нос в воротник подбитой мехом форменной накидки.

Можно было, конечно, спуститься вниз, в крохотную каюту на корме, под прикрытие железа и стекла, присоединиться к компании трех угрюмых карабинеров, но он упрямо стоял на носу катера. Вцепившись в леера и щурясь от ветра, соленых брызг и валящего с небес серого «снега», Рабан смотрел на медленно приближающийся сумеречный берег. Ненависти к Ксэнгу он отнюдь не испытывал. В конце концов, старая гнида Ксэнг – командир, а приказы не обсуждаются, не правда ли? И пока не будем думать о том, что грам-капитан (согласно букве столь любимого Ксэнгом Кодекса мореплавания) не имеет права покидать борт без крайней на то необходимости – каковую необходимость он, что характерно, определяет для себя сам. Пока не будем думать и о превышении власти шторм-капитаном – пусть офицерский суд чести разбирается. Ксэнг ведь командир только в море. А на суше (или, для данного случая, в конвое – за неимением суши как таковой) он всего лишь барон, тогда как я – граф, граф Тратт, титулованный самолично королем Трагором. На суше и в конвое царят другие законы, там другие люди правят бал. Найдется управа и на Ксэнга. Мог бы и автоматчиков дать, скотина, а не жалких карабинеров…