Чужие паруса - [30]

— Волк! — закричала девушка, прячась за спины хозяйских дочерей.

— Что ты, Наташенька, не бойся, это наш Разбой. Он тоже тебя спасал, волка загрыз.

Наталья вспомнила, как было, робко протянула руку и погладила пса.

— Разбой, Разбойничек мой, — приговаривала девушка, лаская собаку.

Помахивая дружелюбно хвостом, пес лизнул ей руку.

— Полюбил тебя Разбой, — удивилась Евдокия, — злой он у нас. Чужих не жалует. Ну, пойдемте, девушки, к домницам. Видишь, Наташа, сарай у речки? Там отец…

Панфил Рогозин, приписной крестьянин Лонгозерского медноплавильного завода, был родом с Кижинского погоста. Много тягот лежало на плечах приписных крестьян, и жизнь их сделалась вконец невыносимой.

Особенно тяжело доставался мужикам уголь. Они заготовляли в лесу большие поленья, выкладывали высокие дровяные холмы, засыпали их землей, обкладывали дерном и томили дерево, медленно сжигая его на малом огне.

Готовый уголь надо везти на завод. Трудно управиться мужику на своей лошаденке, когда до завода добрая сотня верст.

Но и это не все: приписные крестьяне платили подушную подать деньгами, как и все крестьянство на Руси. Тут-то и начинался порочный круг: чтобы добыть деньги для подушной подати, Панфилу Рогозину приходилось уходить на заработки в Питер, а для рубки дров и перевозки угля он нанимал работника. Наемному человеку Рогозин платил в несколько раз больше, чем он сам получал от завода. Неродимая северная земля плохо кормила мужиков; того, что зарабатывала семья, едва хватало на пропитание.

Не освобождались приписные крестьяне и от других многочисленных повинностей наравне с остальными крестьянами северных областей.

Когда пришел конец терпению, Панфил Рогозин бросил дом и вместе с семьей тайком ушел из деревни. Он забрался в самую глушь карельской тайги и занялся железным промыслом. Вместе с сыновьями Панфил искал по лесам болотную руду, плавил ее в печах — домни-цах, обрабатывал особым способом и получал прекрасную сталь, называемую на Севере укладом.

Из этой стали Панфил выделывал серпы, косы, ножи, топоры и другие предметы, необходимые для крестьянского хозяйства.

Вот уже пять лет живет в лесу Панфил Рогозин, скрываясь от людей, как дикий зверь. Не один Панфил, многие заводские крестьяне убегали в леса, спасаясь от голодной смерти. Некоторые в поте лица своего трудились, укрытые непроходимыми лесами и болотами, другие, сбившись в шайки, добывали хлеб грабежом.

Летом Рогозины искали болотную руду, а зимой по первопутку подвозили ее к домницам. Зимой же плавили крицы и готовили из железа уклад.

Панфил Данилыч, высокий, суровый, заросший волосом мужик, трудился в небольшом бревенчатом сарайчике. В земляной пол крепко вросли две коренастые печи — домницы, сложенные из дикого камня. В одной из них плавилась руда. Младший сын Панфила Рогозина, Потап, краснощекий, белобрысый парень, нажимая на ручки мехов из тюленьей кожи, нагонял в домницу воздух. Направо от дверей стояли горн, две наковальни. Тут же валялись тяжелые молоты и несколько больших и малых клещей.

— Подмени, отец, — тяжело дыша, позвал Потап; он мотнул головой, стряхивая пот, — невмоготу, глаза слепит.

Панфил Рогозин, наблюдавший плавку, молча перенял из рук сына мехи.

Старший, Егор, голубоглазый великан с добродушным лицом, загружал вторую печь рудой и березовым углем. А средний сын, Дмитрий, пошел в мать: был невысок ростом. Он готовил глиняную трубку для нагона в домницу воздуха.

Делать воздуходувную трубку надо умеючи. Она не только нагоняет в домницу воздух, но и служит мерилом готовности плавки: когда трубка прогорает до конца, мастера гасят огонь.

Дмитрий лепил глину на деревянный, гладко обструганный стержень. На первый пласт он наложил тонкие лучинки и накрыл вторым слоем глины.

— Не тонку ли слепил, Митрий? — беспокоился Панфил Данилыч.

— Четыре пальца, отец, в самый раз, — бойко отвечал Дмитрий, ловко приминая глину. — А в длину — локоть.

— Моих и трех пальцев хватит, откровенно говоря, — пошутил Егор.

В избе было чадно. Копоть висела на потолке и стенах. От печи шел тяжелый дух, затрудняя дыхание. Не помогали открытая дверь и дыра в крыше.

На улице заскрипел под ногами снег, послышался смех и веселые девичьи голоса.

— Папаня, — в дверях появилась Луша, любимица Панфила Данилыча, — гостью к тебе привели. Входи, Натальюшка!

Девушки осторожно, чтоб не замарать новые шубки, пробрались в сарай и встали у двери.

— Что, певуньи, замолчали, ась? — ласково спросил Рогозин, с любовью глядя на дочерей. — Наташа, — посмотрел он на гостью. — Вот ты какая! Молодец девка, матерого волка зарубила.

Сыновья любопытно уставились на красивую незнакомку. Широко открыв глаза, с восхищением глядел на девушку Потап.

Наталья шагнула к Панфилу Рогозину.

— Спасибо, Панфил Данилыч, — она поклонилась в пояс, — спасибо, добрый человек. За спасенье век за тебя бога молить буду.

Наталья подошла к братьям и каждому поклонилась. Мужики растерялись, а Потап густо покраснел, не зная, куда деваться от смущения.

Рогозину очень понравилась Наталья Лопатина.

— Девка-то, вишь, цены нет, дорога девка… Такую бы невестку мне, ась? — пошутил он, лукаво глянув на Потапа.