Чужие грехи - [22]

— Евгенія Александровна, если не ошибаюсь? спросилъ онъ баронессу.

— Да, отвѣтила баронесса.

Евгенія Александровна подняла на него скромные глаза.

— Николай Николаевичъ? полувопросительно проговорила она.

— Узнали? А я ужь думалъ, что совсѣмъ забыли старика, сказалъ онъ, пожимая ея руку. — Давно, давно, не имѣлъ удовольствія васъ видѣть. Совсѣмъ пропали отъ насъ!

— Я почти не выѣзжаю, сказала она.

— Насильно овладѣла я Евгеніей Александровной сегодня, сказала баронесса. — Отшельницей сдѣлалась совсѣмъ.

— Да развѣ можно жить въ Петербургѣ и не веселиться, сказалъ пожилой господинъ, пристально вглядываясь въ молодую женщину. — И притомъ съ такимъ хорошенькимъ личикомъ, прибавилъ онъ нагло откровеннымъ тономъ.

Онъ не спускалъ съ нея глазъ и, кажется, какъ оцѣнщикъ, соображалъ ея цѣну на рынкѣ столичной распущенности и столичнаго разврата. Передъ его глазами, черезъ его руки прошло столько этихъ «бабенокъ», что онъ отлично зналъ, чего онѣ стоютъ.

— Не приходитъ по заказу веселье! вздохнула Евгенія Александровна.

— О, да я вижу, что васъ точно нужно насильно развеселить. Въ монастырь, гдѣ много холостыхъ! засмѣялся старый циникъ какимъ то холоднымъ и почти беззвучнымъ смѣхомъ, замѣтнымъ только по вздрагиванію его отвислыхъ щекъ и по колыханію его объемистаго живота. — Ужь очень что-то смиреннномудренными вы, барынька, стали. Статочное ли дѣло: молодость и скука! Да вы взгляните на меня: сѣдые волосы на головѣ, а ничего веселюсь и веселюсь…

— Я могу только позавидовать вамъ, сказала Евгенія Александровна.

— Ну, а я впередъ завидую тѣмъ, кто развеселитъ васъ, сказалъ онъ съ довольно нахальной усмѣшкой. — Нашему брату это вѣдь не подъ лѣта.

Къ нему подошелъ въ эту минуту какой-то длинный и сухой молодой человѣкъ съ тусклымъ безкровнымъ лицомъ, съ сощуренными подслѣповатыми глазами, съ рѣдкими рѣсницами на красноватыхъ вѣкахъ и съ pince-nez на носу; онъ фамильярно взялъ его подъ руку. Николай Николаевичъ пожалъ руки дамамъ и пошелъ прочь.

— Кого это ты, Баронинъ, подцѣпилъ? спросилъ молодой человѣкъ, увлекшій пожилого господина.

— Те-те-те, какой прыткій баринъ! иронически произнесъ пожилой господинъ, сохраняя неизмѣнно холодное выраженіе лица. — Такъ я тебѣ и сказалъ. Самому нужна.

— Ну, на что тебѣ, старый грѣховодникъ! засмѣялся молодой человѣкъ, — Дѣвушка, вдова?

— Нѣтъ, чужемужняя жена, отвѣтилъ пожилой господинъ.

— Мужъ въ отсутствіи?

— Въ отставкѣ.

— Въ чистой?

— Да, но не въ формальной.

— Значитъ, законной не могутъ заставить сочетаться!

— Ахъ ты Хлестаковъ, Хлестаковъ! Только увидѣлъ и воображаешь, что дѣло чуть не до законнаго брака довелъ.

Баронинъ говорилъ спокойно, даже флегматично, какъ человѣкъ, который знаетъ наизусть все, что ему скажутъ, и которому все, что ему говорятъ, давнымъ давно надоѣло.

— Да ты думаешь, что я такую бабенку выпущу изъ рукъ? горячился молодой человѣкъ.

— А я вотъ генерала Акинфіева, вмѣсто тебя, съ нею познакомлю, сказалъ лѣниво Баронинъ.

— Старый чортъ!.. Нѣтъ, кромѣ шутокъ, представь меня ей. Это вѣдь прелесть, что за женщина!

— Да-съ, не такіе звѣрьки, какъ ты, на эту удочку попадались въ былые дни. Супругъ ея, я думаю, и до сихъ поръ вспоминаетъ, какъ его этимъ крючкомъ подцѣпили, а ужь на что ходокъ былъ по женской части.

— Ну да супруга къ чорту! Что въ самомъ дѣлѣ онъ живъ и здравъ?

— Живъ, и здравъ, и брошенъ.

— Ну, и помогай ему Аллахъ!

Оба барина исчезли въ толпѣ.

Къ концу вечера за Евгеніей Александровной тащился цѣлый хвостъ молодежи и стариковъ; она вдругъ, при помощи разсказовъ баронессы фонъ-Шталь, толковъ Баронина и его юнаго друга, сдѣлалась героиней вечера, какимъ-то призомъ, на который разсчитывала вся эта ватага праздныхъ шалопаевъ, молодыхъ и старыхъ сластолюбцевъ.

Евгенія Александровна держала себя скромно, точно пугливо; она говорила все больше въ грустномъ тонѣ, этотъ тонъ, какъ ей почему то казалось, дѣлалъ ее болѣе интересной. Баронесса фонъ-Шталь съ своей стороны разсказывала то же всѣмъ, кому могла, о несчастіяхъ молодой женщины, какъ будто упрашивая всѣхъ утѣшить скорбящую; она кстати замѣчала, что молодая женщина «никуда, никуда не хочетъ выѣзжать», что «она бываетъ только у нея, у баронессы фонъ-Шталь», что «она, баронесса фонъ-Шталь, насильно вывезла ее сегодня въ собраніе» и что, «вѣроятно, теперь долго нельзя будетъ уговорить бѣдняжку снова появиться здѣсь»; словоохотливости баронессы фонъ-Шталь не было предѣловъ, она какъ то особенно подчеркивала нѣкоторыя мѣста въ разсказахъ и слушающіе узнали и поняли очень многое. Къ концу вечера двое какихъ то молодыхъ военныхъ попросили у баронессы фонъ-Шталь позволенія бывать у нея, а тотъ молодой человѣкъ съ pince-nez на носу, который говорилъ объ Евгеніи Александровнѣ съ Николаемъ Николаевичемъ Баронинымъ, небрежно замѣтилъ послѣднему во время разъѣзда:

— Къ баронессѣ все по прежнему можно на огонекъ пріѣхать?

— А ты думалъ, тебѣ пригласительный билетъ она пришлетъ? спросилъ старый циникъ вмѣсто отвѣта.

— Какіе у нея нынче дни?

— Пятницы со временъ перваго потопа.

— Такъ заѣзжай за мной, поѣдемъ вмѣстѣ.

— Да ты въ самомъ дѣлѣ хочешь пріударить за вакантной женой?