Чужие дети - [4]

Кроссы на ногах стали тяжелыми, словно налились свинцом. Леха, удивляясь собственной мягкотелости, еле дотащился до опостылевших ворот. Каждый день только они неизменно встречали и провожали, утром и вечером. Когда-то ворота в батор казались огромными, до небес. Пугали одним своим видом, а за приближение к ним можно было как следует схлопотать по ушам. Сейчас они уменьшились, словно вросли в землю. Но как бы то ни было – тюрьма она и есть тюрьма. Даже если сидишь в ней не за преступления, а просто потому, что нигде тебя больше не ждут. Кованая калитка скрипнула, впустила и захлопнулась за спиной…

Они с Игорем забились в крошечный домик на старой детской площадке – их тайное место. Говорить было лень. Да и не о чем. За столько лет давно всё порассказали друг другу. Просто не торопясь пили, передавая бутылку из рук в руки. Леха считал друга своей единственной семьей, настоящим братом. Говорят, они даже внешне были похожи – оба темненькие, худые, с карими глазами. Только Игорь покрупнее да немного повыше ростом. И не такой смазливый, как Леха. Игорь на свою внешность внимания не обращал – что попадет под руку, то наденет, пятерней по волосам проведет, и прекрасно. Зато Леха и прическу себе у питалок выпрашивал сделать модную, с красиво спадающей на глаза челкой, и одевался стильно – все завидовали. Никто его никогда не учил, так, телик смотрел и сам соображал, что к чему – какие вещи в тренде, как их сочетать. Приходилось, конечно, ради этого воровать, но куда деваться. Не ходить же как лох.

Леха не видел, как Юлька протиснулась к ним. Просто почувствовал, угадал ее спиной. Безошибочно, как всегда.

– Ну, че? Все-таки бухнешь?

– Давай!

– Ладно, я тогда пойду. – Игорь стал пробираться к выходу: такой был между ними неписаный закон. Дружба дружбой, но если рядом телочка, отойди не мешай.

– Окай. Увидимся. – Леха в знак благодарности похлопал друга по плечу.

Кто б сомневался, что Юлька прибежит. Девчата все одинаковые – им лишь бы показать свой дурной характер. Леха протянул ей бутылку, Юлька тут же приняла ее и припала к горлышку. Пила почти беззвучно: ни бульканья, ни вздохов. Привычка. Только так и можно в партизанских условиях, а не то спалят.

– Ну, и че это было?

– Так, – она отдышалась после длинного глотка, – ненавижу первое сентября!

– Прямо вот так, чтобы под колеса?

– Так! Есть причины.

– Какие?

– Отвали! – Она больно ткнула Леху в спину локтем.

– Совсем уже охреневшая! – Лехе стало по-настоящему обидно. – С тобой как с человеком. Зачем только вожусь, никакой благодарности?

– Не знаю, – голос Юльки потеплел, – нравлюсь тебе, наверное.

– Размечталась! – Спина все еще горела, хотелось побольнее задеть в ответ. – Ты слишком жирная!

– Офигел?!

– Да пошла ты!

– Дебил!

– Сама дебилка.

Вот и поговорили. Как обычно, после тупой перепалки стало немного легче. Леха задумался, прислонившись костлявой спиной к полной и теплой Юлькиной груди. Они могли, конечно, еще и подраться по давней привычке, но в домике на детской площадке не разгуляешься, да и по-настоящему он Юльку никогда не трогал – наоборот, позволял этой дурашке себя колошматить. Маленькая еще совсем, хоть и сиськи отрастила огромные. Ему никогда такие девчонки не нравились: фигуры никакой, зато голова, полная тараканов. Разве что мордочка прикольная – глаза зеленые, маленький носик, пухлые щечки, за которые хотелось ухватиться. И красивые волосы, струящиеся до самой поясницы, словно темный шелк. Но все равно не его типаж. Мутил он только со стройными, упругими, а главное, без особых принципов – честными давалками. В идеале – домашними. С баторскими попросту негде, питалки следят, разве что летом в лагере перепадет. А вот те, что с квартирами, – самый кайф. После секса шлепаешь босиком в ее кухню, открываешь холодильник и жаришь себе яичницу из пяти яиц да с колбасой. Роскошь! Короткие вылазки в чужой дом и чужую постель были для Лехи настоящей жизнью, а все остальное время можно было назвать хранилищем пустоты. К пятнадцати годам он научился закрываться внутри себя так, что ни одно чужое слово, ни одна мысль не долетала до него и не трогала. Заморозился.

– А ты мать свою помнишь?

Он вздрогнул. Достала эта Юлька, вечно лезет не в свое дело! Отругал себя за то, что расслабился – не успел поставить привычный блок, и мысль о матери больно шарахнула в мозг.

– Нет. Откуда?

– Совсем с ней не жил?

– Отказ она написала в роддоме.

– А, да. Я забыла.

– Ага. – Он твердо помнил, что ничего о своей матери Юльке не говорил. Но в баторе хватает рассказчиков.

– Увидеть ее не хочешь?

– Нет. На хрен она мне нужна?

Он выплюнул заученную фразу даже слишком быстро. Если бы Юлька внимательно слушала, то поняла бы, что он сейчас уязвим. А это плохо, нельзя такого допускать. Но она, к счастью, слышала только себя.

– А я хочу…

– Не бзди.

– Честно!

– Мне скоро квартиру дадут. Не хватало только, чтобы мамаша ее оттяпала.

– Дурак.

– Да че ты знаешь-то? – Леха завелся, пытаясь глубже запрятать свой страх, – сплошь и рядом такое! Мишка вон выпустился, родоки тут же приклеились. Пятнадцать лет он им не нужен был, теперь выпереть мамку с батей не может.