Чужие берега - [150]

Там, после короткой торжественной части, с поздравлениями и тостами уложившейся в полчаса, они получили приказ провести полную ревизию своих заведований и максимально быстро доложить о необходимых первоочередных работах, а также о нужных для их выполнения материалах и времени. Доклад должен был быть готов уже к завтрашнему утру.

После фуршета и «накачки» специалистов совещание штаба и флагманов продолжилось. Снова решали, как быть дальше. Несмотря на достигнутые явные успехи, поводов для восторгов не было. Пока шел экспресс-банкет, старшее командование успело ознакомиться с последней секретной почтой из Адмиралтейства. В ней сообщалось, что предложение о начале мирных переговоров, переданное японцам неделю назад, ими проигнорировано. Имеются сведения, что самураи намерены взять реванш, чтобы «спасти лицо», и лишь потом говорить о мире.

Между тем, даже не дожидаясь докладов, всем было ясно, что русскому флоту воевать дальше уже нечем! В свете всего этого после долгих обсуждений к ночи решили в случае появления японского флота в ближайшее время дать ему бой на малом ходу в активно протраливаемой весь день зоне перед фортами в секторах обстрела береговых батарей. По опыту обороны Порт-Артура считалось, что в такой диспозиции японцы его не примут и отступят. При этом наш флот сможет наглядно продемонстрировать свою боеготовность, с большой долей вероятности избежав больших повреждений и не расстреляв из погребов все до последней железки.

Все надеялись, что это может заставить противника ограничить судоходство у южной оконечности Кореи, а также вблизи Шанхая и мыса Шантунг, теоретически легко достижимых нами с Цусимы. О том, что на подобные походы на данный момент оставался способен один «Богатырь», да и тот только после бункеровки и кое-какого ремонта, а все остальные корабли, скопившиеся в Озаки, годились только на роль прибрежного пугала, никто распространяться не собирался.

Из последней телеграммы штаба во Владивостоке узнали, что японцы ушли от Сахалина. Но текст был принят не полностью из-за помех, явно искусственного происхождения, поэтому о ситуации на остальных участках театра боевых действий свежих данных нет.

Вполне вероятно, что вражеский флот мог отправиться и к Владивостоку или Гензану, чтобы, воспользовавшись, как и мы, безнадзорностью в прибрежных водах, попытаться снова провести бомбардировку или даже высадку войск. Но это могли быть только демонстративные, набеговые акции, осуществляемые, так сказать, «по пути». Наиболее вероятным все же признавалось скорейшее выдвижение главных сил японского флота на юг, для защиты своих избиваемых жизненно важных коммуникаций. Поэтому ожидалось появление первых отрядов в цусимских проливах уже завтра к полудню, а возможно и немного ранее.

Наш флот в данный момент был небоеспособен. Но это не было следствием полученных боевых повреждений или истощением артиллерийских запасов. В гораздо большей степени к этому привело интенсивное использование собственной артиллерии, довольно дальние переходы, порой в штормовую погоду, с работой машин на полной мощности в течение продолжительного времени, что просто выбрало ресурс «железа» почти без остатка.

Теперь, даже если удастся благополучно добраться до своей главной базы – Владивостока с его заводом и доком, – в ближайшее время из главных сил в море выйти не сможет никто. Это, несомненно, вызовет бурю негодования в столице, однако подставлять корабли без снарядов с «сыплющимися» машинами и котлами и прочей механикой на убой противнику Рожественский категорически не собирался. Он считал, что все что мог, и даже намного больше, флот уже сделал. Сейчас свое слово должны сказать дипломаты.

На Цусиме наместника дожидался мичман Ростамович, прибывший на угольщике «Неджед», прорвавшем блокаду, воспользовавшись дождливой и штормовой погодой, несколько дней назад с секретной почтой. Этот штабной офицер был командирован в Шанхай с поручениями для генерал-майора Дессино, а потом далее в Сайгон к светлейшему князю Ливену еще в мае, сразу после прихода эскадры. Доставив документы, по распоряжению штаба мичман остался в Шанхае в качестве консультанта по морским делам при консульстве.

Встретившись с наместником, он сообщил, что прибыл по поручению действительного статского советника Павлова для принятия одного важного решения. Оказалось, что еще при приближении эскадры к дальневосточным водам им была задумана операция по разрыву телеграфного сообщения между Формозой и Японией. Для этого рискованного дела даже подыскали исполнителей, одним из которых являлся датский инженер Нильсен, сотрудник телеграфной компании. Он вызвался за вознаграждение в 12 000 фунтов перерезать кабели.

О планируемой акции, по заверениям Павлова – в строжайшем секрете, был проинформирован даже министр иностранных дел Ламсдорф, не высказавший возражений. Для дела приобрели пароход «Эльдорадо», но провернуть акцию до прихода эскадры не успели. Как выразился Ростамович, слишком долго решали, кому за это отвечать. Бывший тогда главнокомандующим, Линевич, одобрявший акцию с начала, узнав, что о ней проинформированы даже на «Певческом мосту», отказался отдать прямое распоряжение, считая этот вопрос больше не в своей компетенции. В ведомстве Ламсдорфа также ушли от ответа