Чужая жизнь - [46]

— Ну и гадость!

— Сынок, как ты можешь говорить такое? — возмутилась женщина, восприняв слова сына как следствие плохого воспитания.

— Не волнуйтесь, — спокойно произнесла Ориана. — Я отлично его понимаю. Вначале еда без соли кажется ужасной, но потом человек привыкает. Вот увидишь, Лукас, со временем ты тоже привыкнешь.

— Да это же просто наказание! Чем я провинился перед тобой, Ориана? — Лукас посмотрел в глаза девушки. Казалось, что он говорит о еде, но оба понимали, что речь идет совсем о другом.

— Нет, ну что ты, Лукас, ничем. — Ориана покраснела. — Я понимаю, почему сейчас ты так воспринимаешь это. Подожди, вот выйдешь из больницы…

Лукас задавался вопросом, посылала ли она ему скрытое от посторонних сообщение о том, что, пока он находится в больнице, их отношения ограничиваются обычным общением медсестры и больного? Однако, с другой стороны, Ориана просила его подождать и намекала на какое-то другое место. Эта последняя мысль улучшила настроение юноши и позволила ему справиться с первым после операции обедом.

— Так ты обещаешь, что это всего лишь начало? — Лукас очень торопился.

После того как он едва не простился с жизнью в результате аварии, у юноши часто возникало ощущение, что у него слишком мало времени на все. Он не хотел длинных вступлений, но окружающий мир продолжал вращаться в своем медленном ритме.

Ориана приблизилась и посмотрела прямо в глаза юноши.

— Не жди от меня обещаний, Лукас. Дай жизни идти своим чередом. Не жми на акселератор. Всему свое время.

Оба говорили об одном и том же. Тема разговора не имела ничего общего ни с больницей, ни с пищей. Молодые люди обсуждали возможность будущих отношений.

— Ты просишь меня дать тебе время. Меня, у которого его нет.

— Но, сынок, как ты можешь такое говорить? — вмешалась Пилар, не понимавшая сути разговора между своим сыном и медсестрой. — Ты должен забыть об операции по пересадке. Я уверена, что ты будешь жить очень долго.

— Мама, меня беспокоит совсем другое. То, чего я хочу, — это жить. Насыщенно жить все то время, которое мне отпущено. Я осознал, что нельзя откладывать на потом то, чего ты хочешь. Сейчас или никогда. Завтра для меня, возможно, уже не будет существовать, потому что я не знаю, наступит ли оно. Понимаешь? За эти несколько дней я осознал, что все надо делать, не откладывая на потом. Именно тогда, когда в этом возникает потребность. Почему следует ждать?

— Я думаю так же, как и твоя мать. Жизнь идет своим ходом. Нельзя пытаться ускорить свершение того или иного события: этим можно все испортить. Ничто никогда не приходит раньше положенного срока. Иметь терпение — это, возможно, одна из добродетелей, Лукас. Об этом хорошо знают рыбаки нашего города. В море нельзя выходить в спешке.

Что бы ни говорили Ориана и его мать, Лукас оставался при своем мнении. При этом он испытывал непреодолимое желание поцеловать девушку. Он смотрел на ее губы, когда Ориана говорила, и заметил, что одна губа была чуть больше другой. Ему нравилась эта асимметрия. При первой же возможности, которая представится, Лукас обязательно осуществит свое намерение. Это лучше любых слов могло бы доказать Ориане, что она ему нравится. Он украдет у нее поцелуй. Всего один, не более. Ему также хотелось поэкспериментировать. Наверняка его ощущения окажутся другими, чем это было до операции по пересадке. Любая ласка, какой бы малозначимой она ни была, в его ощущениях приобретала более яркие оттенки. Юноша был настолько погружен в эти мысли, что не заметил, с каким нетерпением ожидали его ответа мать и медсестра. Юноша расслышал только последнюю произнесенную фразу: «В море нельзя выходить в спешке».

— Конечно! — воскликнул Лукас и тут же понял, что от него ждут более пространного высказывания, но он не имел ни малейшего представления о том, что следовало сказать. И он, не найдя ничего лучше, как сменить тему разговора, произнес: — Не знаю, смогу ли я привыкнуть есть без соли…

— Вот увидишь, сможешь, — ответила Ориана. — Если бы ты с самого детства привык к пище без соли, она показалась бы тебе вкуснейшей.

Лукас воспринял ее ответ несколько поучающим. У него создалось впечатление, что он ребенок, который находится на уроке, и это не понравилось молодому человеку. Ориана, со своей стороны, чувствовала, что вот-вот начнет нервничать, и лучшее, что ей стоило предпринять, это убежать до того, как ее глаза приобретут черный оттенок.

— На сегодня я прощаюсь с вами, — сказала она, направляясь к двери. — Моя смена заканчивается. Так что до завтра, Лукас! Думаю, что вечером здесь, в палате, будет довольно шумно.

С лица Лукаса стерлась улыбка. Он заметил, как глаза Орианы снова поменяли свой цвет. Она вошла зеленоглазой, а уходила с черными глазами. Выйдя из палаты, медсестра вынуждена была остановиться и глубоко вдохнуть. Лукас действительно взволновал ее. Девушка не понимала той силы, которая таилась в его взгляде. Казалось, что юноша намеревался узнать у нее то, чего она сама еще не знала. Ориана отдавала себе отчет, что этот пациент превращается для нее в нечто большее, чем просто больной, и что такая ситуация способна усложнить ее жизнь.