Чужая жизнь - [19]
— Мне не нравятся больницы.
— Мне тоже. В них я начинаю плохо себя чувствовать.
Хавьер взял свой мобильный телефон и позвонил преподавателю Лукаса. Едва закончив разговаривать с ним, дон Густаво рассказал ученикам о том, как обстоят дела у их товарища.
— Он уже проснулся и, кажется, чувствует себя хорошо. — Друзья Лукаса, обрадованные новостью, переглянулись. — Надеюсь, что скоро он снова будет среди нас. Итак, жизнь продолжается! И вы не должны забывать, что ваша обязанность — приходить на занятия и учиться. Если, конечно, вы хотите поступить в университет. Итак, за дело!
Занятия пошли своим чередом, хотя Сильвии, Джимми, Лео и Виктору пустой стул их друга Лукаса порой мешал вникнуть в то, что объясняли преподаватели. Джимми, сидевший рядом с Лукасом, не мог перестать думать о товарище. Они знали друг друга с трех лет, вместе играли и учились. Теперь же, всего лишь за прошедшие сутки, жизнь всех должна была резко измениться. Джимми был погружен в свои мысли, когда вдруг увидел, что все повернулись в его сторону. Преподаватель в полной тишине ожидал ответа на вопрос, о содержании которого и том, кому он адресован, Джимми ничего не знал.
— Простите, дон Густаво, я не очень хорошо понял вопрос, — неуверенно произнес юноша.
— Но я же ни о чем тебя не спрашивал, — ответил учитель. — Просто сказал, что ты плохо выглядишь.
— Да? Честно говоря, я действительно чувствую себя плохо. — Джимми побледнел, ему показалось, будто все вокруг кружится.
Лео, который сидел перед ним, подбодрил друга:
— У тебя все в порядке. Это в твоей голове творится что-то неладное. Напоминаю тебе, что болен Лукас. Лукас, а не ты!
Джимми попросил разрешения выйти и подышать свежим воздухом. Дон Густаво позволил ему это сделать, видя, что ученик и правда не в себе. Сильвия вызвалась сопровождать его.
— Спокойно. Дыши глубже, — сказала она. — Постепенно тебе станет лучше.
Юноша последовал ее советам, и вскоре его лицо приобрело свой обычный цвет.
— Знаю, что буду плохо чувствовать себя до тех пор, пока не вернется Лукас, — пробормотал Джимми и опустил голову. — Думаю, что мне стало бы лучше, если бы я мог поговорить с ним.
— Если хочешь, после занятий пойдем в больницу.
Это предложение Сильвии воодушевило ипохондрика Джимми. Они вернулись в аудиторию. Казалось, что Джимми полностью пришел в себя.
У дверей больницы собралось еще больше представителей средств массовой информации, чем накануне. Рафаэль Фаило, обратившись к присутствующим, зачитал заявление для прессы, подготовленное медицинским персоналом, проводившим операцию по пересадке сердца.
— «Пациент Лукас Мильян после произведенной вчера операции по пересадке сердца успешно идет на поправку. Он находится в сознании и уже знает о перенесенной им операции. Через двадцать четыре часа пациента переведут в особый зал, в котором находятся на восстановлении те, кто перенес операции по трансплантации органов, где он и пробудет до перемещения в обычную палату». Следующее сообщение для прессы мы сделаем завтра утром. Большое спасибо.
— Доктор! — обратился к нему иностранный журналист Брэд. — Не могли бы мы узнать, откуда поступило сердце для пересадки?
— Вам должно быть известно, что пересадка органов осуществляется анонимно, но скажу, что в этом случае получение разрешения на изъятие донорского органа оказалось очень сложным делом, потому что в качестве донора выступал турист, находившийся с визитом в соседней Португалии.
У Брэда упала шариковая ручка. Подобрав ее, он снова спросил:
— Excuse me, простите, можно ли узнать национальность донора?
— К сожалению, нет. Благородство стоит выше национальности. В данном случае сложность пересадки заключалась в группе крови. У Лукаса Мильяна В положительный. Найти в этой ситуации подходящий орган в столь короткое время — поистине рекорд. Совпало множество обстоятельств, чтобы показанная ему операция оказалась возможной и прошла успешно.
Североамериканский журналист снова выронил шариковую ручку. Он, похоже, очень нервничал. Остальные журналисты с любопытством смотрели на своего американского коллегу.
Когда директор закончил выступление, Брэд направился к нему. На этот раз журналист находился в одиночестве. Пресс-конференция была окончена.
— Скажите, пожалуйста, можно ли будет взять интервью у пациента, когда его переведут из отделения интенсивной терапии? — напрямую спросил корреспондент.
— Вас особенно заинтересовал этот случай, не так ли?
— Yes, то есть да. Это моя первая работа за пределами родной страны.
— А откуда вы?
— Я из Монтаны, Соединенные Штаты Америки.
— И что вы делаете так далеко от своей страны?
— О… это долгий разговор. Возможно, как-нибудь в другой раз.
— Хорошо, хорошо. Говорить об интервью пока еще преждевременно. Когда пациента переведут в обычную палату, его можно будет навещать. Напомните мне о нашем разговоре!
— ОК. Thanks…
Никто не знал, откуда взялся двадцать четыре часа назад этот иностранный журналист, следивший за информацией так, будто бы дело шло о его жизни. Он сразу же отделился от группы коллег. Каждый из присутствовавших в больнице корреспондентов направился в свое издание. Остались только репортеры агентств и, конечно же, Брэд, который отдавал этой истории все свое время.