Чужая свадьба - [19]

На нижнее белье леди Агата тоже не поскупилась. По всей комнате были расставлены открытые коробки с богато расшитыми интимными частями туалета; подушечками и турнюрами для бедер, сорочками и корсетами, подчеркивающими грудь. И еще там были нижние юбки, прелестные, с мягкими складками, созданные разжигать воображение тех, кому удалось увидеть украшенный рюшами и оборками подол.

Мать Летти упала бы в обморок от восторга. Вейда всегда говорила, что остается в распоряжении ее милости потому, что за ее талант хозяйка разрешает Летти учиться вместе с собственными детьми. Но Летти подозревала, что причина, по которой Вейда мирилась с грубым обращением и жалким жалованьем, скрывалась в другом: леди Фоллонтру предоставляла ее матери полную свободу воплощать идеи, возникавшие в ее голове.

Несмотря на все ее недостатки, а их было множество, леди Фоллонтру обладала двумя достоинствами: она сразу понимала, что перед ней гений, и ей хватало ума не мешать ему. Кто бы еще позволил такому ничтожеству, как Вейда, шить из дорогих тканей то, что ей хотелось? Уж точно не хозяева мюзик-холлов с их дешевым хлопчатобумажным бархатом и еще более дешевым ситцем.

Но именно этим и кончила Вейда — как костюмерша-швея второсортного мюзик-холла. Хотя театр и его актеры не всегда были второсортными, из чувства солидарности подумала Летти. Когда леди Фоллонтру наняла «Потрясающего Алджернона» в качестве дивертисмента на один из своих «домашних вечеров», он был на вершине своей карьеры — красивый, гибкий очаровательный фокусник.

Леди Фоллонтру оказалась не единственной, кому он понравился. Вейда, едва взглянув на Потрясающего Алджернона (настоящее имя — Альфи Поттс), влюбилась второй раз в своей жизни. На этот раз с более удачным результатом.

Вейда всегда говорила, что дочка была радостью ее жизни, — а Вейда Поттс во всем была искренней, — и, честно говоря, Летти оказалась единственным подарком судьбы, который она получила от отца Летти, виконта Нэпира.

Через двадцать четыре часа после представления Альфи, — что это было за представление, Летти так никогда и не решилась спросить, — Вейда ушла от леди Фоллонтру.

Что было дальше, как любят говорить рассказчики, принадлежит истории. Альфи и Вейда поженились, и мистер Поттс с готовностью взял на себя роль отчима. Все трое переехали в Лондон, где с тех пор и жила Летти, выросшая за кулисами, позади сотни красных занавесей, где ее убаюкивали скабрезными песенками и обучали множеству хитростей театральной жизни, как законных, так и не очень.

Потом, шесть лет спустя, Вейда простудилась, и простуда перешла в пневмонию. Она умерла. Альфи, сломленный горем, ушел со сцены. Вейда это не одобрила бы. Вейда Поттс ненавидела слабость и мягкосердечие. «Лучше сильная спина, чем мягкое сердце», — говорила она и, даже лежа на смертном одре, прохрипела: «Не плачь, Летти. Слезы — для слабых, а слабые не выживают».

Летти отказалась покинуть Лондон вместе с Альфи. Она была неплохой певицей и, что бы ни говорили невежественные критики, неплохой актрисой. Ее стали замечать те, кто мог бы помочь девушке.

Например, Ник Спаркл…

Летти перевернулась на живот, отгоняя прочь мысли о Нике и своей ошибке, связанной с ним. Она задумчиво смотрела на это море дорогих тканей. О, какие вещи могла бы сделать из них ее мать!

Летти улыбнулась.

Вейда не была святой, и, видит Бог, Летти тоже. Но мат! и дочь были близки друг другу.

Особенно с той поры, когда в их жизни появился Альфи. Он связал их, они стали семьей.

Прошло слишком много времени с тех пор, как она навещала отчима. Может быть, когда она избавится от Ника, то сможет приехать к нему в его маленький деревенский домик. Альфи сказал, что дверь для Летти всегда открыта. С другой стороны, она не собиралась появиться в доме отчима со всеми своими бедами. Можно уехать куда-нибудь в другое место. Скажем, во Францию…

Для этого нужны были деньги. Их можно было получить за несколько этих платьев и побрякушек. Если найти покупателя. Летти села.

Прежде всего было необходимо, чтобы эти люди продолжали верить, что она — леди Агата. В особенности сэр Эллиот. А это означало, что надо показать себя. Она взглянула на свое когда-то красивое платье. Кружево вытянулось, на чехле появились пятна. Его больше нельзя было носить. Летти вздохнула. Нет покоя для недобрых людей.

Она посмотрела на безмятежно спящего Фейгена. Бедный дурачок как забрался на кровать, так и не слезал с нее. Уж лучше бы ему не привыкать к роскоши, подумала она.

Хотя вряд ли кто-то из собачьего племени заслуживал хорошей жизни больше, чем он.

Она не могла бы сказать, как они с Фейгеном подружились. Наверное, судьба свела их. Однажды ночью после своего выступления Летти вышла из третьеразрядного мюзик-холла в темный переулок и увидела, как несколько мальчишек мучают собачонку. Они загнали песика в угол. Больше всего на свете она ненавидела, когда какое-то существо загоняли в угол.

И тогда Летти, размахивая кулаками и, главное, крича во всю силу своих необычайно развитых легких, накинулась на них. Опасаясь появления полицейского, мальчишки разбежались. Собачонка вбежала вслед за своей спасительницей в мюзик-холл. С тех пор Фейген всегда был с ней. Летти не считала себя его хозяйкой, не чувствовала особой ответственности за него. Он просто был рядом, и все.