Чужая. Road Action - [12]

Шрифт
Интервал

ЦЫГАН: Когда я его узнал, – хотел сказать Робо, но не успел. Надо было отдать ему эту проклятую ведьму. Я не успел предупредить – русский опять начал стрелять. Я упал и отполз под машину, в тень – поэтому живой.

ПОЛИЦАЙ: Какую ведьму нужно было отдать?

ЦЫГАН: Ту, что Робо купил у русских.

ПОЛИЦАЙ: Сиди здесь, я сейчас доложу генералу.


Полицай выходит, оставив дверь кабинета открытой, видны цыгане, стоящие вдоль стен в коридоре, руки на стенах, по коридору прохаживается полицай в форме, останавливается у дверей кабинета и следит за разговорившимся цыганом.

Через несколько минут первый полицай возвращается.


ПОЛИЦАЙ: Пойдем к генералу. Смотри, говори с ним вежливо, а то генерал строгий, может и на месяц на нары отправить.

* * *

Квартира, очень скромная, почти нет мебели, старый телевизор, зашторенные окна, горит маленькая лампа, которую поставили под кровать.

В комнате Шустрый, он проверяет тайники, о которых говорил Малыш, достает деньги из туалетного бачка, из оконного карниза.

Пересчитывает деньги, прячет их в карман. Немного подумав – вынимает из кармана и кладет на стол. Потом достает «вальтер», заряжает магазин патронами, которые достает из кармана. Кладет «вальтер» на стол, на деньги.

Из ванной доносится шум воды, потом дверь открывается, и выходит Чужая. Она постирала одежду и завернулась в простыню. Выкрученную одежду развешивает по батареям.


ШУСТРЫЙ: Ты чего стирку устроила? Вдруг сейчас валить будем?

ЧУЖАЯ: Не будем. Я месяц не мылась, воняла вся. Малыш приедет, скажет, что делать. К тому времени шмотки высохнут.

ШУСТРЫЙ: Как же ты работала? Немытая? Клиенты не жаловались?

ЧУЖАЯ: Никак. Я и не работала. Слушай, как тебя зовут?

ШУСТРЫЙ: Женя.

ЧУЖАЯ: А я Анжела.

ШУСТРЫЙ: А Чужая почему?

ЧУЖАЯ: Да хуй его знает. Прилипла кличка. Наверно, потому, что мы с Артуром без мамы-папы, чужие дети. А тебя Шустрым дразнят?

ШУСТРЫЙ: Ну.

ЧУЖАЯ: Почему?

ШУСТРЫЙ: Когда-то зверей на базаре били – они платить отказались, мандарины-апельсины, я тогда малолеткой был – так пока с ними хуярились, я еще и шапки пыжиковые со зверей насбивал. Так и прибежал после погрома – весь в крови, зверь гирей попал в нос, на голове шапка и в руках две. От мусоров через заборы прыгал, но шапки не бросил. Рашпиль, как увидел, – ржал шо конь. Дал погоняло.

ЧУЖАЯ (смеется, у нее очень приятный, мелодичный смех): Красавец, Шустрый. Слушай, а откуда вы с Малышом здесь взялись?

ШУСТРЫЙ: А тебе какое дело?

ЧУЖАЯ: Как это, «какое»? Вы же меня спасли. Эти мрази цыганские меня там забили бы насмерть, у себя в подвале.

ШУСТРЫЙ: Рашпиль прислал.

ЧУЖАЯ: За мной?

ШУСТРЫЙ: Ну да, типа выручать.

ЧУЖАЯ: Что-то дед слишком много внимания мне уделяет. То сюда отправил, выручил, теперь вот за мной людей прислал…

ШУСТРЫЙ: Тебя сюда Рашпиль послал? Малыш говорил, что ты поработать сюда поехала, путанить.

ЧУЖАЯ (возмущенно): Да что за гониво! А то Малыш не знает – я не пута. Если и работала, – то по малолетству, да и то, может, пару месяцев.

ШУСТРЫЙ: По малолетству?

ЧУЖАЯ: Ну да. В девятом классе. Мы тогда всем классом вышли на тропу войны. Пацаны в бригады, девчонки в проститутки…


Стук в дверь.


Шустрый делает знак Чужой, чтобы она замолчала, берет со стола пистолет и идет к дверям. Разговор в прихожей, дверь открывается, в комнату заходит Гиря, за ним – Шустрый.


ГИРЯ: Нехуево устроился. Тихо, спокойно, голая баба, и деньги на столе.

ШУСТРЫЙ: Чего так долго ехал?

ГИРЯ: Да я пешком шел. Ни одна тачка не хотела везти. Только услышат, что русский, – сразу отказ. Пока до города не дошел – никто не брал.

ШУСТРЫЙ: Пидоры.

ГИРЯ: Да хуй с ними. Есть чего пожрать?

ЧУЖАЯ: Сейчас посмотрю.


Чужая уходит на кухню.


ГИРЯ: Ты уже ее выебал?

ШУСТРЫЙ: Да ну на хуй, не гони. Не до этого.

ГИРЯ: Чего это «не до этого»? Давай по быстрому ее поебем, пока Малыша нет.

ШУСТРЫЙ: Гиря, да ну его на хуй.


Стук в дверь.


Шустрый идет открывать, входит Малыш.

* * *

Дом в пригороде, небольшой, но современный, дорогой. Возле него стоят полицейские машины, полицейские выводят из дома Карасика, усаживают в машину.

Полицейское управление. Первый полицай допрашивает Карасика.


ПЕРВЫЙ ПОЛИЦАЙ: Ну что, пенсионер, не живется спокойно?

КАРАСИК: Не понимаю, о чем разговор.

ПЕРВЫЙ ПОЛИЦАЙ: К тебе русские приехали?

КАРАСИК: Какие русские?

ПЕРВЫЙ ПОЛИЦАЙ: Да те же, что два года назад отсюда живыми ушли. Недобитые. Снова орду дикарей нам ждать?

КАРАСИК: Знать не знаю, ведать не ведаю, лгут-клевещут, пидорасы злые.

ПЕРВЫЙ ПОЛИЦАЙ: Ты здесь по общанке живешь?

КАРАСИК: Да.

ПЕРВЫЙ ПОЛИЦАЙ: Посмотрим, что там у тебя дома найдем, посадим. А после срока общанку аннулируем – поедешь домой, к таким же варварам, как и сам. Как это у вас называется – «выпуль»?

КАРАСИК: Работать не умеете, на простом человеке отрываетесь. Я жаловаться буду, генералу вашему. За меня есть кому заступиться.

ПЕРВЫЙ ПОЛИЦАЙ: Генерал не любит, когда наших граждан убивают. Пусть и плохих граждан. И генерал очень не любит, когда к нам приезжают людоеды с Востока.

КАРАСИК: Людоеды? Не понимаю, при чем здесь я.


Входит Второй полицай и выкладывает на стол пластиковые пакеты с найденными в доме Карасика вещами.


Еще от автора Владимир Адольфович Нестеренко
Сукин сын

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Огненное погребение

Владимир Нестеренко наделен одновременно удивительной, трагичной остротой восприятия, и при этом саркастическим, а порой – злобно-саркастическим взглядом на вещи. В этой книге представлены его рассказы и киносценарий «Огненное погребение».СодержаниеСценарийОгненное погребениеРассказыПервый погромКвентину с любовьюНаследствоПравильный подходОдни жидыХрамовая стражаИммунитетЗапакованныйНелюдиThe BluesТатьянин деньФраерюгаСвятая ЛенаЖизненная историяЛица соседей.


Чужая

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Альтернативная культура

Пушкин, конечно, — это наше всё. И Тарковский с Трифоновым. Но есть еще и байкеры, и маргиналы, и хиппи: кроме культуры мейнстрима существует альтернативная культура (и культуры) и связанные с ней, искусство, образ жизни, мировоззрение и т. д. И чем дальше развивается общество, тем больше появляется новых явлений культуры, которые не укладываются в жесткое ложе мейнстрима. Может быть, еще немного, и альтернативная культура станет основной. Пока этого еще не произошло, можно попытаться собрать, сложить, составить словарь и путеводитель по «другой» культуре в том виде, в котором она существует, начиная с 1980-х годов и по сию пору на пространстве, однажды ставшим «постсоветским».


Рекомендуем почитать
Последний день любви

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Самои

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Крокодилы

Джона Апдайка в Америке нередко называют самым талантливым и плодовитым писателем своего поколения. Он работает много и увлеченно во всех жанрах: пишет романы, рассказы, пьесы и даже стихи (чаще всего иронические).Настоящее издание ставит свой целью познакомить читателя с не менее интересной и значимой стороной творчества Джона Апдайка – его рассказами.В данную книгу включены рассказы из сборников "Та же дверь" (1959), "Голубиные перья" (1962) и "Музыкальная школа" (1966). Большинство переводов выполнено специально для данного издания и публикуется впервые.


Доктора и доктрины

Джона Апдайка в Америке нередко называют самым талантливым и плодовитым писателем своего поколения. Он работает много и увлеченно во всех жанрах: пишет романы, рассказы, пьесы и даже стихи (чаще всего иронические).Настоящее издание ставит свой целью познакомить читателя с не менее интересной и значимой стороной творчества Джона Апдайка – его рассказами.В данную книгу включены рассказы из сборников "Та же дверь" (1959), "Голубиные перья" (1962) и "Музыкальная школа" (1966). Большинство переводов выполнено специально для данного издания и публикуется впервые.


Штрихи к портретам и немного личных воспоминаний

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Кубинские сновидения

«Кубинские сновидения» уже не первое произведение американской писательницы, кубинки по происхождению, Кристины Гарсия. Это история жизни трех поколений семьи дель Пино, волею судьбы, революции и Фиделя Кастро оказавшихся в разных лагерях.По мнению одного американского критика этот роман сочетает в себе «чеховскую задушевность и фантасмагоричность прозы Гарсия Маркеса».