Чужая луна - [33]

— Собственно, меня, Александр Павлович, очень беспокоит мягкотелость, слабость Врангеля, — продолжил Слащёв. — Мы потерпели поражение только потому, что не дрались до конца.

— Видишь ли. Яша. Если бы дрались до конца, мы с тобой уже не были бы здесь, в Турции, у нас не было бы армии. Даже кладбища бы не было. Я уже не говорю о надежде все еще ступить на родную землю.

— Ты считаешь, что сейчас она у нас есть?

— Чисто теоретически, но она все же есть.

— Хорошо. Теперь давай рассуждать практически. Чтобы обновить армию, сделать ее сильнее, чем она была, то есть сделать ее способной вернуть нам Россию, нужен расчетливый, решительный, не подверженный страху и панике полководец. Ты считаешь, что этими качествами обладает Врангель?

— Ну, не обязательно обладать всеми этими качествами. Зачем тогда штаб, советники? Если понадобится, предостерегут, подскажут.

— Но ведь не случилось. Не предостерегли и не подсказали. Поэтому мы здесь, в заливе Мод. Боюсь, это наша последняя остановка перед небытием.

— Ты стал пессимистом, Яша, хотя должен бы быть наоборот: молодой отец, тебе предстоит еще поставить дочь на ноги, обеспечить ей безбедное будущее.

— Об этом и думаю, — сказал Слащёв и, немного помедлив, решительно добавил: — Хорошо! Поговорим откровенно, Алексадр Павлович. Не один год знакомы, хорошо друг друга знаем и, кажется, доверяем. Я не один такой, кто больше не верит Врангелю. И ты это хорошо знаешь. Как полководец он полностью исчерпал себя. Потерпев такое поражение, он уже до конца жизни будет болеть болезнью, именуемой страхом. Его нужно менять. Лучше сегодня, завтра будет поздно. Завтра он отдаст в руки французам всю нашу армию: они смогут легко его убедить, что большевики сильны, и пускать им под нож что-то около двухсот пятидесяти тысяч солдат неразумно.

— В таких рассуждениях есть резон.

— Никакого. Пока большевики еще очень слабы. Они полностью выдохлись. Им нужно время, чтобы создать новую боеспособную армию. И наша задача: не дать им передышки. Мы должны выступить, как только в Крыму пригреет весеннее солнышко и пока они все еще не до конца пришли в себя.

— Ну, хорошо! Я, как и ты, знаем, что победу несут на руках, а поражение везут на катафалке. Да, у Врангеля прибавилось недругов, — согласился Кутепов. — Но назови мне сейчас хоть кого-нибудь из наших генералов, который бы в условиях чужбины, почти плена, согласился бы возглавить армию.

— Согласился ли бы — не знаю. Но что смог бы — уверен.

— И кто же?

— Ты, Александр Павлович. Не я один так думаю. Со мной согласно большинство наших солдат и офицеров.

— Извини, Яша! Об этом я никогда прежде не думал, — несколько смущенно, но решительно сказал Кутепов. — Готов в любое время подставить Врангелю плечо. И подставлял. И сейчас подставил. Но возглавить армию?.. Посеять в ее рядах смуту, расколоть армию — это не трудно. Но не нужно. Вновь не соберем. И потом, помимо всего прочего: никто из нас не знает, согласятся ли на это французы и англичане? Да-да, в наших условиях это не последний вопрос. Они доверились Врангелю и пока его поддерживают. Только его. Поэтому оставь все эти свои мысли для мемуаров. Полагаю, у тебя будет что вспомнить.

— Собственно, я хотел встретиться с тобой только для того, чтобы узнать твое отношение ко всему, мною высказанному, — сказал Слащёв.

— Ну, и что? Узнал? — лукаво усмехнулся Кутепов.

— Все, что хотел. Во всяком случае, мне показалось, что ты тоже об этом думаешь.

— Думаю, ну и что? — с легкостью согласился Кутепов. — Последние годы я вообще очень много думаю. Такой возраст. Пора подводить некоторые итоги.

Ответ Кутепова был обтекаемый. В сущности, старый лис, он знал, как себя вести в таких щекотливых ситуациях. Ни одна его фраза не говорила о том, что он допускает мысль занять место Врангеля.

Но Слащёв и не ожидал, что Кутепов вот так сразу его поддержит. Как всякий дьявол-искуситель, Слащёв заронил в душу Кутепова зерно сомнения, и теперь только оставалось ждать, когда оно прорастет. С написанным на «Твери» письмом он, тем не менее, решил не медлить. Это был рапорт на имя Врангеля. Он вынул его из кармана.

— Личная просьба, — все еще держа письмо в руках, сказал Слащёв. — Как человек честный я сжигаю мосты и хочу сказать Врангелю все, что я думаю о нем и обо всем, что с нами сейчас происходит.

— Весьма похвально, — сдержанно сказал Кутепов. — Во всяком случае, это лучше, чем плести паутину где-то по-за углами.

— Это — рапорт. Пусть простит меня Главнокомандующий: обнищал настолько, что пишу на такой мерзкой бумаге, — Слащёв развернул желтый лист бумаги и положил его перед Кутеповым. — Тебе необходимо знать его содержание.

— Зачем? — насторожился Кутепов.

— Затем, Александр Павлович, что я прошу тебя передать этот мой рапорт Главнокомандующему, — с холодной торжественностью сказал Слащёв. — Последним приказом Врангеля я был направлен в твое распоряжение, и как твой подчиненный я не могу сделать это через твою голову. Ты же обязан передать этот рапорт Главнокомандующему.

— Не составит труда, — неохотно согласился Кутепов и склонился над бумагой.

«Еще в августе месяце я доложил Вам, что из-за ваших помощников и советчиков вы губите Родину, и просил отставки и суда надо мной. Ваш ответ: и отставка, и суд вредны…».